• Роман тысячелетия "Нет мира в садах тучных"	Медина ГАСАНОВА

Часть 1 СЕЛЬСКАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА.

Лейла закрыла книгу, достала чемодан и, как только поезд сбавил скорость, надела новенькие лакированные туфли, которые они купили вместе с Солмаз в маленьком магазинчике на Крещатике в Киеве еще прошлым летом. Австрийские с тупым, модным по тогдашним временам, носком, окантованным металлической каймой, лодочки с тех пор Лейла ни разу не надевала, берегла на случай. И вот он представился.

Состав простоял на полустанке всего одну минуту, но никто больше, кроме нее, с поезда не сошел. Лейла вдохнула полной грудью влажный воздух, подняла тяжелый чемодан и зашагала по шпалам к переезду.

- Эй, баджи, - позвал ее долговязый молодой человек, стоявший у будки стрелочника. - Баджи джан, не узнаешь? Я же Гурбанхан.

Лейла вскинула брови. Она давно не была в Карагадже и, конечно, не узнала своего двоюродного брата. В младенчестве он был довольно упитанным и милым карапузиком.

- Вот, пришел тебя встречать. Только идти нам придется пешком. Два дня лил дождь, машина по такой грязи не проедет. А на арбе, я подумал, не солидно. У тебя случайно сапог резиновых нет?

Этот предмет туалета Лейла не прихватила. Она давно мечтала работать в деревне отца. В детстве Сиявуш часто привозил сюда детей, и с тех пор Лейла полюбила село с поэтичным названием. И вот теперь, когда желание ее исполнилось, Лейла решила войти в Карагадж при всем параде - в дорогом из яркого кремплина платье, лакированных туфельках. На левом запястье поблескивали золотые часики.

Шпалы уперлись в переезд. Дальше нужно было идти по дороге, которая и пять и двадцать пять лет назад вела к дедушкиному дому и домам других родственников, которых здесь у Лейлы было чуть ли не полдеревни. Широкую деревенскую дорогу развезла осенняя непогода.

- Что ж вы ее до сих пор не заасфальтировали? Ведь еще десять лет назад ваша Червон обещала это сделать? - раздраженно проговорила Лейла.

- Так разве нашему председателю до таких мелочей. Один план по сдаче хлопка-сырца у нее в голове. Не выполнишь - голову оторвут, - знающе ответил Гурбанхан.

Лейла махнула на него рукой, ступила на проселочную дорогу и пошла, с великим трудом удерживая на ногах импортные туфельки. Но очень скоро они увязли в грязи, и Лейле пришлось идти босиком, потому что капроновые чулки быстро изорвались.

- Скажи, сестрица, а что ты собираешься у нас в деревне делать? Я слышал, будто золотые зубы ставить? - поинтересовался Гурбанхан.

- Нет! Буду учить ваших детей русскому языку.

- А-а-а, - разочарованно протянул Гурбанхан. - Тоже дело нужное. Когда я служил в армии в России, два слова сказать не мог. А как же тогда Зиярат и Адиль муаллимы? Они ведь тоже учат наших детей русскому языку.

Лейла безразлично пожала плечами. Ей было сейчас не до проблем мало ей знакомых муаллимов. Ступни, исколотые мелким гравием, сильно ныли.

- Ах ты, пропади вы все пропадом! - услышала Лейла голос своей тетушки Бирджагыз. - Армию, олух, отслужил, а ума все равно с чайную ложечку! Сапоги с собой почему не взял, тюфтя! И кто за тебя, за такого замуж пойдет...

- За кого это замуж не пойдут?- послышался грозный окрик за спиной.

Мать Гурбанхана Балабегим появилась так неожиданно, что Бирджагыз не успела остановить поток своих речей и оскорбительное "ярамаз" вырвалось-таки из ее уст.

- Как же, я и забывать стала, что ты у нас толк в мужиках лучше всех знаешь.

Гурбанхан был первенцем Балабегим, и она любила его больше других своих восьми детей. Сын помог занять ей прочное место в доме сварливой свекрови и в сердце ее непутевого сына - гуляки и признанного деревенского красавца Губалы. Мир праху его. Но Гурбанхан был и вправду каким-то недотепой. Нофель родился четырьмя годами позже своего старшего брата, а уже брился, как взрослый мужчина. На гладкой же коже Гурбанхана верные признаки мужания не спешили появляться. И это очень беспокоило Балабегим. Вот почему она обиделась и, не удержавшись, намекнула на бурное прошлое своей золовки, которая в молодости, как и брат, вволю погуляла, но так ни за кого замуж и не пошла. В деревне смутно догадывались, чьих дочерей она растит и холит, но наверняка никто ничего не знал. Бирджагыз умела хранить свои тайны. А потому и виду не подала, что задета за живое. Она просто круче обычного развернулась в сторону своего дома, распугав взметнувшимися юбками молоденьких курочек.

Первый день в деревне завершился без особых преключений, если не считать того, что Лейла во время купания (а дорожную грязь она отмывала в отведенной для нее комнате, потому что другого места для купания в доме не было) прибавила огня в керосинке и не заметила, как та зачадила и перепачкала жирной копотью все приданое Гурбанхана.

Говорят, на новом месте спится неспокойно. Зря так говорят. Лейла спала крепко, без единого сновидения, будильник еле добудился. Ни мычания коров, ни петушиного крика она не слышала.

- Ну и сон у тябя, милочка, - улыбаясь, сказала Балабегим. - Умыкнут, не почувствуешь... Ты вот что... на вчерашнее не обращай внимания. Даже не знаю, как вышел у нас такой неприятный разговор. Но твой отец попросил меня о том, чтобы ты жила именно в нашем доме. Здесь у тебя будет все. Будь, милочка, осмотрительна. Это тебе не город. В селе все друг у друга как на ладони.

Лейла послушно кивнула головой, выпила наскоро молока и стала собираться в школу.

- Куда ты? - удивился Гурбанхан. - Занятия еще не скоро начнутся. Все ж на хлопке: и дети, и учителя.

Но Лейла решила начать свой первый трудовой день в школе.

Ноги в красных резиновых тетушкиных ботах то и дело разъзжались врозь, не очень-то уверенно удерживая девушку на ускользающей почве. Дорога, изрытая копытами крупного и мелкого рогатого скота, упрямо тянулась к стройным чинарам, возле которых и находилась сельская школа. Лейла прибавила шагу, поскользнулась и по закону тяготения должна была брякнуться в жирную деревенскую грязь. Но ее кто-то поддержал. Откинув челку с глаз, она увидела милиционера. Симпатичного такого блюстителя общественного порядка с усиками метелочкой и жгучими черными глазами.

- Вы, наверное, наша новая учительница. Кроме вас, здесь все знают, что учебный год начнется в лучшем случае через два месяца, - мягким, чертовски приятным баритоном сказал милиционер.

Лейла не успела решить, идти ли в школу или возвращаться домой, а он уже шагал по громко чавкающей дороге к станции.

Первую зарплату Лейле принесли домой.

- За что? - удивилась молодая учительница. - Я ведь еще ни одного урока не дала. Не возьму.

- Не возьмешь ты, получат другие, - довольно хмыкнул директор школы Шамиль муаллим и приготовился спрятать деньги во внутренний карман пиджака. Но, очевидно, подумав, что с новым человеком не мешало бы и поосторожничать, положил их на стол, придавив сахарницей.

- Порядок есть порядок. Не одна вы так получаете зарплату. Распишитесь в ведомости... Вот так. С первой, как говорится, вас зряплатой.

Коротко подстриженные курчавые волосы, лоб в глубоких морщинах, широкий, чуть приплюснутый нос и маленькие как пуговки колючие хитрые глаза. Вот весь портрет директора школы, под чьим руководством Лейле предстояло два года работать. В уголках его безгубого рта все время блуждала ухмылка, как бы говорящая: "Ничего, ничего, походишь недельки две по нашим сельским дорогам, как миленькая обратно сбежишь." А Шамилю этот побег был жизненно необходим. Ведь ему пришлось поделить уроки русского языка между тремя педагогами, и Лейле, имевшей высшее образование, досталось больше часов.

Шамиль аж сморщился, вспомнив прошлогодние баталии в учительской. Педагог азербайджанского языка Заман муаллим замахнулся тогда венским стулом на историка Саттара, а педагог русского языка Зиярат схватил за новенький галстук Адиля и закружил его по тесной комнате, при этом зычно выкрикивая: "На этого вшивого интеллигента посмотрите!"

- Такой биябырчылыг был, даже страшно вспоминать, - сказал Шамиль, вытирая носовым платком вспотевшее лицо.

Спустя месяц Лейла получила еще одну зарплату, а вместе с ней и приятное сообщение.

- С понедельника в школу. Только не опаздывайте. Буду знакомить вас с нашим трудовым, как говорится, коллективом.

Шамиль муаллим пронзительно посмотрел на Лейлу, зацокал языком, проклиная жару и шепотом спросил Балабегим:

- Слушай, ничего не говорит? Обратно не собирается?

Последний месяц осени уходил красиво. Тонкие высокие чинары степенно раскачивали свои пожелтевшие макушки, кленовые листья в одно прекрасное утро стали багряно-прозрачными, точно из янтаря. Облетели листья с большого старого карагаджа, обнажив никем не примеченное забавное гнездо синицы-ремеза.

"Если сейчас мне навстречу выйдет человек с доброй вестью, значит, все у меня будет хорошо", - думала Лейла, выходя из дома.

Но первым ей встретился дядя Дадаш с подбитым глазом и рассеченной до крови губой. Ночью кто-то из родственников выкрал из его птичника всех индюшек, а когда он попытался поймать вора, получил кулаком в глаз.

- Вообще-то, я догадываюсь, чьих рук это дело. Только Сельми на такое способна. И знаешь, почему? Видишь этот карагадж? Говорят, его посадили наши предки, которых родной дядя пророка Магомеда хазрат послал сюда с Аравийского полуострова распространять ислам. Наши прадеды - три родных брата - привезли это дерево из Медины, и оно здесь прижилось. Под его сенью были раскинуты шатры, на месте которых позже построили из глины с саманом дома. Это дерево не мое и уж подавно не ее. Оно вообще растет на нейтральной территории. Видите ли, карагадж бросает тень на ее огород, из-за чего тот не дает ей урожая. Надо же было такое придумать. Взяла пилу и принялась расправляться с деревом. А я не дал ей этого сделать, отобрал пилу и выбросил ее в туалет. А самой пригрозил. Ну она мне и отомстила.

- А вы на нее в суд подайте, - предложила Лейла.

- Ну что ты, у нас проблемы так не решаются. Но... завтра она не досчитается своих баранов. Это я тебе твердо обещаю.

(Продолжение в следующем номере)