• Театральная премьера

ДАЛЕКИЕ БЛИЗКИЕ

Жил человек далеко не безупречно, уж точно не был праведником. А вот детей и внуков своих мечтал видеть другими. Однако прошлое уже успело аукнуться Кязыму — центральному персонажу новой работы Русского драматического театра имени С. Вургуна.

Стареющий герой, имеющий семью, пребывает, тем не менее, в роли одинокой сироты. Наверное, сам он тому виной, но поиск виновников — это ложно взятый след. Вечный вопрос о тленности тела и нетленной памяти часто упирается в уже ставшее привычным откровение «после нас хоть трава не расти». Мысль о бренности существования все чаще посещает нарвавшегося на непривычную для себя праздность пенсионера Кязыма, пробуждая новые, неизведанные ранее чувства. А те не преминут породить и действия. Надежды на очень далеких близких в столь деликатной сфере нет и не предвидится. Так коли сохранился еще порох в пороховницах, почему бы не позаботиться о себе даже в том, что обычно возлагается на наследников?

Задумано — сделано. Мы с любопытством следим за тем, как герой Мурада Ягизарова отхватывает на загородном погосте участок размером с квартиру, на котором вскоре воцарится надгробный монумент продолжающего жить и здравствовать героя. Можно бы посудачить по этому поводу с обязательной грустной смешинкой, но рукотворный памятник, съевший огромные денежки, уже лишил сна близких. А потому и с вечным сном уже не все так ясно, как ожидалось.

Так на комедию ли пригласили нас? Или пьеса с ее вполне понятными переживаниями главного персонажа и разыгрывающимися вокруг него коллизиями способна потянуть на драму? При всем желании разглядеть нечто иное в том, что преподносится зрителю, видится вполне естественная ассоциация с прозой автора. Ведь одноименная повесть Натига Расул-заде, лишь сюжетная схема которой способна напомнить о первооснове спектакля, может быть, и содержит элементы шаржа и карикатуры, но не более того: трагический импульс в ней задает тон повествованию. Однако уже в ипостаси драматурга автор резко переакцентировал свое и наше внимание на комическое. Блюдо, простите, подано вроде бы то же, гарнир же ныне иной, позабористей, что ли. Изменился ли вкус?

Герой Мурада Ягизарова вряд ли образец для подражания. Ну сочувствуешь ему, ну немножечко переживаешь, но, по большому счету, не жалеешь и уже ничему не удивляешься, в том числе и исходу событий. Да и, собственно, дивиться особенно нечему. Но это нам, со стороны, все вроде бы ясно. Ведь задним числом все мы мудры. А вот у самих персонажей иное видение ситуации, прежде всего, у Кязыма, пытающегося выправить то, что сломало когда-то его самого. Вот почему так затягивается его ожидание душевной теплоты от близких. И только вступающие на ниву жизни внуки Кямал и Кямиль (Мурад Ибрагимов и Фарид Тагиев) успевают порадовать деда искренностью и любовью. Но вершат ведь дела уже пожившие на этом свете взрослые.

В Зарифе с годами улетучилось многое из того, из чего обычно складываются дочерние чувства. Отцу адресуются лишь привычные в таких случаях фразы, за которыми, увы, уже ничего не стоит: все доброе незаметно ушло, остались лишь безразличие и ожидание с протянутой рукой и вытянутым от подспудных эмоций лицом. Людмила Духовная осторожно намечает в тихо, исподволь нарастающей беззастенчивости своей героини неизбежную деградацию личности. Отец, по ее мнению, просто обязан обеспечить вуз для внуков, он же полагает, что им его следует завоевывать без ассигнаций.

— Папа, ты далек от этого, — твердит дочь, — ты что, ангел? — Он пытается отбиться: — У меня жизнь пошла шиворот-навыворот, я другое дело.

Но могут ли подобные выводы что-то исправить? Почему отец ныне ведет себя не как все? Почему он оттягивает неизбежное? И зреет душа для зла. А за спиной героини незримо маячит «серый кардинал» — муж и вдохновитель Ялчын. Вот под его дудочку и приплясывает Зарифа — Духовная.

Но вот, честное слово, обидно, что огонек к фитилю подносит наш брат журналист. И нечего нам отмахиваться, что, дескать, такие как сын Кязыма Салман (Фирдовси Атакишиев) погоды не делают. Увы, автор ведь располагал творческим выбором. Что ж поделаешь, именно Салману, тоже вечно клянчащему у папы деньги и уверяющему при этом, что уже бросил «колоться», придет в голову умопомрачительная мысль снести каменное тело отца с пьедестала. Дескать, всему, то бишь и памятнику, грядет свой час. И нечего зря рождать слухи об отцовской тронутости. Ах, не зря, так вот вам! Эх, знать бы, где споткнешься — соломки бы подстелил...

Драматичность происходящего, однако, не способна запугать зрителя. Разве только смутить. В толпящихся на сцене «героях» эпизода ощутимо прослеживается громоотвод.

Автор с постановщиками ловко подметили в свете мерцающих на сценическом заднике огней большого города типичные для его сегодняшнего дня сценки с проворным торговцем фруктами (Надыр Абдулрагимбеков) и хваткой гадалкой (Рита Амирбекова), юрким полицейским (Салман Байрамов) и нахрапистыми «бабочками-русалками» Нарой, Сарой и Камой (Белла Сафина — Яна Никитина, Наталья Пышкина, Ругия Кулиева) с их единственной мечтой о «зелененьких» и чуть ли не единственной на зависть Эллочке Людоедке фразой «Во прикол!» Ну а кто «в отпаде»? Мы, разумеется, зрители, кто же еще.

Уже давненько ничем не балует Кязым своих близких (разве только внуков), но, как ни странно, достаточно щедрым порой оказывается едва ли не к первым встречным. Разве так делаются дела? Ко всему еще и этот памятник себе прижизненный отгрохал в полный рост, ну что же это в самом деле? Вздор, бессмыслица какая-то, нонсенс!

Ан нет! Ведь мир не прост, совсем не прост. За чисто внешней, только оттеняющей основную канву событий, мишурой, надо бы, однако, отделив зерна от плевел, разглядеть главное: чаяния случайных лиц и отчаяние главного персонажа. Так что режиссеру Иране Таги-заде с ее пылким темпераментом и дотошностью, умением убеждать и готовностью без устали отстаивать свои позиции явно по пути — и с автором, и с нами, зрителями.

Р. МИРКИН.

Фото А. ЧЕРКАСОВА.