ВЫШКА №16 от 27 апреля 2001 года
<<-- назад  •  на главную -->>

• Женский клуб "Севиль"

НЕРАСКРЫТАЯ КНИГА

 

Жизнь любой женщины это большая нераскрытая книга. В ней столько глав, сколько прожила она на этом белом свете лет. Екатерина Кузьминична Егорова, судьба которой крепко связана с нефтяной отраслью, на пороге своего 80-летия. И если б я писала книгу о ней, то первую главу обязательно посвятила бы ее детству. Оно прошло в деревне Беловоды Корсунского района Куйбышевской области, недалеко от Мордовии.

— Это прекрасные места. Кругом лес. Течет речка Беловодка, именем которой и названо село, — рассказывает Е. Егорова. — Наш колхоз состоял из пяти сел. Самое крупное из них Беловодка. Здесь в основном мордва живет — мокша и эрзя. На разных языках говорят. Мокша относятся к уграм, а эрзя — к финнам. Мы эрзя, православные христиане. Как и азербайджанцы, фамилию брали от деда. У нас, к примеру, была фамилия Иппань, а меня звали Иппа Катя, брата — Иппа Толя. Были такие фамилии: Шулянь, Баинь, Онгрань, а после советской власти всем нам дали постоянные фамилии. Жили голодно. Шла гражданская война. Мой отец воевал, аж до Румынии дошел, а когда вернулся с фронта, надо было кормить семью. Время такое было, все из села уезжали в поисках заработка. И отец тоже отправился искать работу. Где он только не побывал. Пешком до Ульяновска дошел, на пароходе до Астрахани доплыл, но нигде ему не нравилось.

Судьбе было угодно, чтобы отец Екатерины Кузьминичны попал в Баку. Здесь уже обосновалось немало его односельчан, среди которых были и родственники. Жил он в Черном городе. Высокий, сильный, красивый Кузьма Егоров сразу же устроился работать грузчиком в порту. И как только почувствовал, что уверенно стоит на ногах, приехал за семьей. Кате тогда было два с половиной года, а старшему брату 8 лет. Летом 1925 года она приехала в Баку, и с тех пор судьба Екатерины Кузьминичны связана с этим городом.

Рядом с нашим домом находилась школа № 2. Хорошая была школа. Позже в ней разместилось управление завода “Нефтегаз”, а сейчас там беженцы живут... Когда начали строить “Нефтегаз”, наш дом оказался на заводской территории. В 1974 году всех нас выселили в поселок НЗС. Училась я в школе №3 в поселке УПД. А папа закончил всего 4 класса, но по тем временам считался грамотным. А вот в нашем доме жил некий Лапченко Андрей Савельич, у него было аж два образования: и медицинское, и нефтяное. В том здании, где в советское время располагался райисполком бывшего Шаумяновского района, в те годы находилась товарно-транспортная контора. Лапченко был ее начальником. С отцом у него были хорошие отношения, Андрей Савельич видел, как папа трудился до седьмого пота, чтобы прокормить семью, и взял его на работу.

У Екатерины Кузьминичны до сих пор хранится справка о зарплате отца, где записано, что К. Егоров ежемесячно получал 180 рублей. По тем временам это были большие деньги.

Поскольку отец был партийным, его направили на курсы механика, по окончании которых он стал работать в Каспаре на нефтеналивных судах. Один из них сгорел, и отца перевели на пароход “Полувьян”, который позднее был переименован в “Советский Азербайджан”. Это был нефтеналивной танкер, на котором Катя с отцом не раз ездила в Астрахань, Красноводск, Махачкалу.

Возможно, эта отцовская работа и повлияла на ее выбор. Окончив школу, Екатерина поступает в нефтяной техникум имени Октябрьской революции.

— Наш техникум, — рассказывает Е. Егорова, — располагался на Монтино. Это был очень хороший техникум. У нас был свой актовый зал, прекрасные кабинеты, мастерские для механиков, спортзал, столовая, пятиэтажное общежитие. Училось здесь немало приезжих с Северного Кавказа, Пятигорска, Ессентуков, Георгиевска.

Был еще нефтяной техникум имени Лассаля в Сабунчи. Здесь промысловиков выпускали. Когда началась война, первый этаж техникума отдали под ремесленное училище.

Затем и вовсе техникум перевели в здание по улице Солнцева. Здесь Е. Егорова и окончила обучение, получив специальность техника-химика. Диплом защитила на “отлично”, но вместо документа об окончании техникума всем его выпускникам выдали справку и направление на остров Челекен на озокеритовский промысел для прохождения практики.

Здесь, в Дагаджике, на промысле “Челекенозокерит” треста “Туркменозокерит” и началась трудовая биография Е. Егоровой.

Таких предприятий в бывшем СССР было всего три — в Бориславе на Украине (глинистая руда), в Фергане руда была наподобие нашего известняка. А в Челекене был песок — горный воск нефтяного происхождения. Приезд выпускников бакинского нефтяного техникума ждали. Представители из главка поинтересовались, кто из них окончил учебу на “отлично”. А когда узнали, что Егорова, назначили ее заведующей химической лабораторией.

Что такое нефть, она знала, а озокерит никогда в жизни не видела. Оказалось, он как парафин, только черного цвета.

— Нам сразу выдали по 1000 рублей, а после мы по ведомости ежемесячно получали 1430 рублей, — вспоминает Е. Егорова. — Когда мы приехали в Дагаджик, на том месте, где добывалась руда второго сорта, был построен завод, но его никак не могли запустить. Высший сорт этой руды добывался в местечке Айминмешед в 50 — 60 км от нас. Какое-то время нам приходилось работать в очень трудных условиях. Геологи брали в открытых забоях пробы и приносили к нам в лабораторию, а мы определяли содержание озокерита в руде. Во время войны этот озокерит был очень нужен для фронта. Им смазывали орудия. Он был необходим для пропитки шпал, канатов. Использовали озокерит и в медицине в лечебных целях, и в пищевой промышленности для изготовления корочки для голландского сыра. Мы выпускали озокерит второго сорта. Добывался он вручную. Это был настоящий ад для рабочих. И сейчас перед глазами эстакада, по обе стороны которой стоят котлы. В них наливали воду, подогревали их с помощью дров до 60 градусов, затем засыпали руду. Песок оседал, а песчинки с озокеритом всплывали на поверхность. Их называли пшеном. Это пшено отправляли в восковарный цех. С помощью пара, подаваемого по змеевикам, отделяли воск. Работников, стоявших у котлов, называли пшеноварами. Их было человек 20 на каждой эстакаде. Руководил ими бригадир. И все они с надеждой смотрели на нас, потому что от результатов наших анализов зависела их зарплата. Это была адская работа, особенно летом, когда стояла жара в 50 градусов в тени. Я чувствовала всю свою ответственность перед этими рабочими и каждый день бывала на этих эстакадах.

Около 11 лет прожила Е. Егорова в Дагаджике. Производство это было тяжелое, и никто не соглашался здесь работать. А Екатерину Кузьминичну, освоившую свое дело, руководство отпускать не спешило. В 50-х годах промысел “Челекенозокерит” выпустил продукцию сверх плана, и, как отмечалось в местной прессе, в этот успех весомый вклад внесли работники химической лаборатории. Е. Егорова трижды избиралась народным заседателем нарсуда Челекенского участка, была избрана депутатом Челекенского поселкового совета, принимала активное участие в женском движении, являясь председателем женсовета на острове Челекен.

— Завод начал работать, когда приехал главный инженер Ион Израилевич Стратиевский. Он провел какую-то реконструкцию, и мы вместе с ним пускали это предприятие. Всех пшеноваров перевели в цеха: экстракционный, перегонный, товарный. Обучили их грамоте, они даже свое имя писать не могли, я помогала им в этом. Директором был назначен Аман Култач Култачев... Хорошие были люди. А туркменский язык похож на азербайджанский. В Дагаджике в 50-х годах не было воды, мы пили опресненную воду. Кругом пески, барханы. Были поселки Азизбеков, Дагаджик и йодобромный завод. Это потом построили город Челекен, аэропорт, а мы ездили на катере, баркасе.

В послевоенные годы потребность в озокерите отпала. Директор, уезжая в Москву, не надеялся отстоять завод... И не смог. Только тогда Егорову, наконец, отпустили домой. По приезде в Баку она сразу же устроилась на завод “Нефтегаз” и c 1959 до 1978 года работала в ЦИСПе. В 1971 она была награждена орденом “Знак почета” за успешное выполнение пятилетки.

— Здесь тоже было интересно работать, я была инженером-лаборантом. Мы получали газ, бензол, толуол, ароматику для авиационной промышленности, полимерную смолу. Из гидравлической смолы мы получали электродный кокс, который использовался в качестве добавки в металлургической промышленности. Такого производства больше нигде не было. Меня перевели в цех консистентных смазок, мы имели дело с военпредами, я получала экспертные. Но когда где-то на Урале изобрели другую технологию, наш завод закрыли. Вместе с ним закрыли заводы Караева, Джапаридзе... Полимерную смолу стали производить в Сумгаите, — с грустью в голосе говорит Екатерина Кузьминична.

К этому времени она была уже на пенсии... Но сидеть сложа руки не смогла. Работала, а по вечерам шила, пока не подвели глаза.

Есть в книге судьбы Екатерины Егоровой и глава о ее личной жизни. Она коротенькая по содержанию, но глубокая по смыслу. Была у этой женщины первая и последняя любовь. Это чувство к человеку, ушедшему на фронт и не вернувшемуся с войны, она пронесла через всю свою жизнь. Всякий раз, когда эта женщина выходит во двор прогуляться, я, глядя на нее, вспоминаю, какую большую и красивую жизнь она прожила, и невольно думаю о том, имеем ли мы право забывать о таких людях...

МЕДИНА.


<-- назад  •  на главную -->>