• Роман тысячелетия "Нет мира в садах тучных"	Медина ГАСАНОВА

(Начало в №№ 10, 11, 14, 15, 17, 19, 21, 23, 26, 30)

Уважаемые читатели!

В предыдущем номере была допущена ошибка в имени одного из героев романа, ставшего невольной причиной несчастного случая с Зияратом. Учителя, ехавшего на своей машине, зовут не Ариф, а Адиль.
Приносим свои извинения.

Шафига убирала постель с веранды, когда увидела Назира киши, направлявшегося к их дому. Она быстро зашла к свекрови, прошептала ей на ухо эту новость, от чего та встрепенулась и тревожно поглядела на мужа, совершавшего намаз.

— Я встречу его сама, — так же тихо ответила Уснихан и вышла из комнаты.

Назир молча дошел до ступенек, ведущих в дом его брата, и остановился перевести дух. Давненько же он здесь не бывал, а ведь почти все его детство в этом дворе прошло. В те годы их отцы жили одним домом, и лишь со временем семья разделилась на ячейки, превратившись в большую деревню на сотни дворов. С тех пор здесь мало что изменилось. На прежнем месте стояли овчарня и амбар, откуда также пряно пахло луком и зерном. За амбаром у смоковницы, с которой было связано много легенд, высился большой стог сена. Они так любили взбираться на него и глядеть отсюда на звездное небо, мечтая о будущем. В другом конце двора все так же высилась гора сухих лепешек из коровьего навоза, который и сегодня, как много лет назад, служил хорошим топливом в хозяйстве. Воспоминания так разбередили зачерствевшую душу Назира, что он тепло улыбнулся им и приветливо посмотрел из-под насупленных бровей на хозяйку дома.

— Все, как в старые добрые времена, — сказал он с несвойственной ему нежностью в голосе.

— С хорошими ли вестями ты пришел, Назир киши? — спросила Уснихан, спускаясь во двор.

— Хочу с Халыгом поговорить, — коротко ответил Назир, не считая себя обязанным отчитываться перед женщиной.

— Может, поднимешься в дом? — предложила Уснихан, не зная, как сообщить ему о том, что Халыг занят и не может принять гостя.

Назир пытливо посмотрел на Уснихан и, ухмыляясь, спросил:

— Что-то я со счету сбился. Ты, Усни, которая будешь? Уж не шестая ли жена моего досточтимого братца?

Даже решив поговорить с Халыгом на очень серьезную тему, Назир не смог удержаться от горячего желания подтрунить над своим вечным соперником.

Уснихан очень не любила, когда ей напоминали о предшественницах, и это не скрылось от глаз Назира.

"В точку попал", — подумал старик, мысленно потирая от удовольствия руки. Но вспомнив, что вовсе не за этим спустя столько лет переступил порог ненавистного ему дома, замолчал.

Уснихан велела Шафиге подать гостю чаю и быстро поднялась в дом.

— Ай киши, как ты думаешь, что могло привести к нам Назира? — тревожно спросила она у мужа, завершившего общение со Всевышним.

— Кто его знает, может, после того как Зиярата сбила машина, он малость поумнел. Меня, между прочим, молла Гамид предупреждал о том, что с Назиром приключится какое-то несчастье. Честно говоря, я тогда не принял их всерьез. Откуда молла заранее знает, что может случиться в будущем. Видно, Аллах дал ему эти знания. Непростой он человек, этот молла Гамид. С чем бы он ни пришел, нужно прежде всего его выслушать. Я никогда не забываю о том, что наших отцов кормила своей грудью одна и та же женщина, — мудро сказал Халыг и вышел на веранду.

— Уж не болеешь ли ты, Назир? — участливо спросил он, поздоровавшись с двоюродным братцем.

— А с чего ты взял, что я болею? — заиграв желваками, спросил Назир.

— Да желтый ты, как дыня с моего огорода, — ответил Халыг и также мысленно потер от удовольствия руки, ибо знал, что задел своего родственника за живое.

— Хорошо, один — один, — ответил Назир, уразумев, что брат из своей комнаты слышал весь его разговор с Уснихан. — Я к тебе с миром пришел. Больше худого слова ты от меня не услышишь... Хотел я против Лейлы кое-какие козни устроить, да вовремя вспомнил, что она и мне родня кровная... А знаешь, она даже чем-то на Гюльгаит похожа. По-моему, строптивостью своей. Я, старый дурень, так обозлился, что обо всем на свете забыл. А она Зиярату, мерзавцу моему, жизнь спасла. Кровь свою дала... Не знаешь, как она там?

Об этой истории говорила третий день вся деревня. Простой сельский народ удивлялся поступку Лейлы, не находя на своем уровне ему объяснения. Но он постепенно стирал из памяти людей все то дурное, что было связано с именем новой учительницы. Вот и Назир вспомнил, что отца Лейлы Сиявуша он любил, как своего родного сына. Когда тот, обучаясь в Баку, попал на тяжелейшую операцию, он ездил к нему чуть ли не каждую неделю, в то время как Халыг даже не вспоминал о своем первенце.

— Выходит, я обязан твоей внучке. Вот уж не думал, что наша жизнь может повернуть в такое русло, — сказал Назир, протягивая руку за стаканом чая.

Это было красноречивым знаком перемирия, ибо вся деревня знала, что в доме недруга Назир и маковой росинки в рот не брал. Халыг не знал, радоваться этому или нет. Особого одиночества без Назира он не испытывал. Ему вполне хватало тесного общения с другими представителями многочисленной родни, среди которой у него был особый авторитет старейшины рода, аксакала. Но и он почему-то вспомнил далекое детство и глиняный кувшин, из которого они с Назиром поочередно пили парное буйволиное молоко...

— Не мешало бы нам породниться, как ты думаешь? — спросил вдруг Назир.

— У меня нет другой дочери, кроме Гюляры. Кому она нужна с целым выводком детей? А Лейла ребенок еще, да и не хозяин я ей, — удивленно ответил Халыг.

— А при чем тут Лейла, правда, мой балбес Чейльхан тоже о ней мечтает, но она ему не ровня. Городской человек вряд ли здесь приживется. Отдавай за моего сына дочь Уснихан Суму. Она ведь тоже тебе как родная.

Светловолосая, кареглазая статная Сума была и впрямь красавицей. Когда Халыг привел в дом Уснихан, девочке было всего пять лет. Она росла вместе с его собственными сыновьями от Уснихан, и Халыг не разделял своей любви между ними, лелея всех одинаково. Но сельских парней отпугивало то, что Сума была дочерью грозной Уснихан. А ей деревня не могла простить того, что эта женщина вошла в дом Халыга, когда в нем еще витал дух прежней его жены. И сорока дней после смерти Фирузы не прошло, как Уснихан взяла в свои руки все хозяйство Халыга, да так крепко, что выжила из дому всех его детей от прежних браков.

— Дочка, выйди-ка на веранду поприветствовать дорогого гостя, — радостно крикнула Уснихан.

Когда Сума, белокожая, краснощекая, прекрасная в своей робости, появилась на пороге, Назир решительно протянул руку Халыгу.

— Она будет хорошей женой моему сыну и принесет мир в наши дома, — просто сказал он.

— Будь по-твоему, — так же просто ответил Халыг и попросил жену подать сладкого чаю.

§

Лейла несколько дней не появлялась в школе и вообще не выходила из дому. Балабегим суетилась возле нее, стараясь угодить племяннице во всем.

— Я принесла твоих любимых сливок, поешь, тебе надо силы восстановить. Черти, сколько крови у ребенка выкачали, а главное, для кого...

— Может, теперь этот аспид добрее станет, — предположила Бирджагыз, подавая Лейле гуймак. — Ешь, милочка, ешь. Ничто не поможет тебе так, как это блюдо. И вкусное, и полезное.

Лейле было приятно находиться в центре внимания тетушек, от которых пахло свежевыпеченным хлебом. Она молча принимала их ухаживания и была рада тому, что ее больше не корят.

— Но будь я на твоем месте, ни за что не сжалилась бы над Зияратом. Должна вам сказать, ему крупно повезло, что наша девочка оказалась рядом, — говорила Бирджагыз, расчесывая волосы Лейлы.

Гурбанхан, широко улыбаясь, глядел на сестренку и с готовностью выкладывал деревенские новости:

— Столько за это время событий попроисходило! Никогда в Карагадже такого не было. Суму сосватали за Чейльхана, осенью свадьба будет. Марьям отказалась выходить замуж за Парвиза.

— Что ты такое говоришь? — всполошилась Балабегим.

— Люблю, говорит, другого, а кого — не признается, — с видом знатока рассказывал Гурбанхан. — Я так и знал, что этим все кончится. Марьям еще совсем ребенок, а Парвиз почти вдвое старше нее. Не сейчас, так позже она прозрела бы.

— Моей матери было 14 лет, когда ее выдали замуж за твоего деда Саратхана. И, между прочим, до свадьбы она даже не знала, какого цвета у него глаза. Но это не помешало их счастью, — недовольно пробурчала Балабегим, вспомнив вдруг о том, как сама тайком встречалась с Губалы, будучи уже сосватанной за вдовцом Семендером киши. — А впрочем, не наши это дела, пусть сами разбираются.

— А там даже сам черт не разберется, потому что Фазиль вдруг ни с того ни с сего решил разводиться с Дилярой.

Эти слова Гурбанхана прозвучали, как гром среди ясного неба, потому что Диляра доводилась тетушкам дочерью их двоюродной сестры, и ее судьба не могла оставить их равнодушной.

— Кто тебе подобную чушь сказал? Это Сейрана всю деревню вокруг своего пальца обводит, — разозлилась Бирджагыз. — Раньше люди по разным сложным вопросам обращались ко мне, а теперь она, ни с кем не советуясь, и сводит их, и разводит. И так хитро все делает, бестия... Разве ж можно так судьбы ломать!

— Но ведь Марьям не любит Парвиза, — вдруг сказала Лейла, давая тетушкам понять, что несколько осведомлена о предмете их разговора.

Но тут произошло непредвиденное: на веранду поднялся сам Назир киши. Откашлявшись, он сел за стол, снял папаху, которую неизменно носил в любую погоду, и пока женщины, онемевшие от неожиданности, обретали дар речи, размеренно произнес:

— Спасибо, дочка! Спасибо за то, что не заставила меня плакать на старости лет, и прости за все то дурное, что сделал тебе мой непутевый сын... Весь в свою мать...

Тетушки насторожились, ибо если речь шла о Сельми, то добрее и терпеливее нее в деревне женщины, пожалуй, не было. Старик расчувствовался до такой степени, что приподнял завесу над своими сердечными тайнами, и рассказал о том, что первой его женой, подарившей ему Зиярата, была некая Аннуш.

— Я тогда служил в армии в Ставропольском крае... Да..., а она работала у нас медсестрой... На учениях я сломал ногу и месяца два провалялся в лазарете, Аннуш ухаживала за мной, а когда я поправился, зачастил в их дом. Эх, молодость, молодость... Карапет, отец Аннуш, меня всегда очень приветливо встречал. Демобилизовавшись, я устроился по его совету на работу в совхоз и остался жить с ними, а когда Аннуш исполнилось 19 лет, мы поженились... Роды у нее были тяжелыми, через неделю Аннуш не стало. Как только мальчонка чуть подрос, я уехал из Ставрополья в Боржоми. А через год вернулся домой, в Карагадж. Мама тогда была еще жива, да упокоит Аллах души всех умерших, она присматривала за Зияратом, которого Аннуш велела назвать Тиграном. Был у них такой царь... Да, мама тут же переписала его метрику. Я предоставил ей полную свободу в действиях, потому что очень устал от ударов судьбы...

— Назир киши, — осмелилась прервать его Бирджагыз, — но ведь вся деревня думала, что Зиярат — сын Сельми!

— Пусть себе так думает и дальше, — ответил старик, давая понять женщинам, чтобы они держали рот на замке. — Отец у Аннуш был очень гостеприимным человеком, а вот мать, Айкануш — сущая мигера. Зиярат как две капли воды похож на эту женщину, такой же злой, мстительный и не знающий пощады.

— Чертов дашнак, — вдруг вырвалось у Балабегим, родители которой раньше жили в Шамахе и пережили страшную трагедию 1915 года. — Прости ради всего святого, Назир ами, но уж лучше бы ты нам все это не рассказывал. Женский язык без костей. Выболтаем еще ненароком...

— Ну и на здоровье. Он уже взрослый, авось переживет. Труднее будет Сельми, он же перестанет с ней считаться как с матерью, уж я-то своего сына знаю, а старухе будет очень больно, ведь она его с двух лет растила... А то, что у него мать — армянка, это не страшно. Сейчас наши народы стали братьями. Да в песне об этом поется. Хорошая, должен я вам сказать, песня, душевная очень, — сказал Назир и тихо запел: "Кюр, Араз, Арарат, гезельдир бу хеят, гардаш олуб Хаястан, Азербайджан..." В армии я был запевалой, да...

Поблагодарив еще раз Лейлу, Назир выпил предложенного хозяйкой дома чая и, распрощавшись с ней, спустился во двор, не думая о том, что за его спиной будет говорить родня. Наконец-то он сбросил со своих стареющих плеч груз, который с годами стал обременять его. Выпрямившись, он несколько раз откашлялся и, не оглядываясь, вышел за ворота дома Балабегим, за которой в далекой юности ухаживал и с которой мечтал связать свою судьбу. Но она распорядилась иначе. Был ли он тому виной, стоило ли над этим сейчас, когда прошли лучшие годы жизни, думать. Пусть все будет, как есть, все равно назад уже ничего не вернешь...

(Продолжение следует)