ВЫШКА № 40 от 26 октября 2001 года
<<-- назад  •  на главную -->>

• Роман тысячелетия "Нет мира в садах тучных"
Медина ГАСАНОВА

(Начало в №№ 10, 11, 14, 15, 17, 19, 21, 23, 26, 30, 31, 36, 37)

 

Поднимая густое облачко пыли, по проселочной дороге проехал на велосипеде деревенский почтальон. Балабегим, увидев Бабалара, возмущенно покачала головой. Все сельские мужики передвигались по Карагаджу и за его пределами либо на лошадях, либо на попутном транспорте.

— И что ты нашел в этом елсопеде? Совестно на тебя смотреть! Не можешь "Жигули" купить, так заведи хотя бы ишака... — в сердцах сказала она.

— Напрасно ты так возмущаешься, дорогая моя тетушка! — весело отозвался Бабалар. — Этой удобной штуковине ни овса не нужно, ни бензина. Крути себе педали — вот и все. Очень полезный для здоровья предмет. А вам письмо. Адресовано учительнице. Первая весточка из города за все время, можно сказать.

— Не твоего это ума дело, — разозлилась Балабегим. — Давай сюда конверт!

Но тут из своей комнаты выбежала Лейла. Выхватив из рук Бабалара письмо, она торопливо раскрыла его и направилась к гранатовому саду. Бывшие еще несколько дней назад зелеными тяжелые плоды заметно порозовели, а некоторые даже стали алыми, словно закат, довольно красиво смотрясь среди яркой зеленой листвы.

Забравшись в дальний уголок сада, за которым начинались огороды Дадаша, девушка села под самым большим деревом, защищавшим ее от горячих лучей солнца, и раскрыла сложенный вчетверо листок...

Шафига, по поручению свекра зашедшая проведать Лейлу, застала на веранде только Балабегим, неторопливо убиравшую посуду после завтрака.

— А где наша учительница? — спросила она, заглядывая в комнату Лейлы.

— Только что была здесь. Письмо ей пришло, наверное, от того рыжего жениха, про которого Бирджагыз говорила... Может, читает где... — задумчиво ответила Балабегим.

Особых хлопот Лейла ей не доставляла. За продукты платила. Дрова ей выдавали как помощь. Да и комнату она занимала свободную, пятую, где Балабегим собирала приданое для своих детей. Но ей вдруг захотелось немного отдохнуть от постоянного присутствия Лейлы.

— Делать же ей здесь нечего. Поехала б, родных повидала. Неужели не соскучилась?

— Я без матери который год, можно было бы и привыкнуть, а иной раз так хочется ее увидеть, что пешком через три деревни пошла б, — с нежностью в голосе сказала Шафига.

— Да Гурбанхан где-нибудь чуток задержится, я уже места себе не нахожу, — горячо заговорила Балабегим, — а эта девушка живет в нашем доме почти год, и ни мать, ни отец ни разу не объявились. Что это за отношения такие? Девушка на выданье, а никакого внимания... Эх, да бог с ними. Не у чужих ведь живет. Видно, потому и спокойны.

Шафига молча слушала родственницу, изредка поддерживая ее кивком головы, и с нетерпением ждала, когда та, наконец, облегчит свою душу.

— А как она? Я ей тут сливок принесла и соленой рыбы, — сказала она, как только Балабегим умолкла, выкладывая на скатерть, расстеленную на полу, гостинцы.

— Да ничего! Прежняя Лейла — упрямая, своенравная, одним словом, до черта строптивая. Если она когда-нибудь выйдет замуж, я переиначу свое имя на Меренгюль. А еды напрасно ты столько принесла. Голодом здесь мы ее не морим, — обиженно проговорила Балабегим, сконфузив Шафигу.

— Да я не к тому. Халыг киши просил передать... Любит он свою внучку, волнуется за нее. Предупреди, говорит мне, чтобы сельским парням на слово не верила... Послушай, раз уж я пришла, давай-ка сошью тебе кофточку, которую ты просила.

Лицо у Балабегим сразу же просветлело, она легко поднялась с пола, зашла в комнату, где хранилось приданое Гурбанхана, и вернулась оттуда с красивым отрезом в руках. Шафига внимательно осмотрела худосочную родственницу, замерив глазами линии плеча и запястья. Талию и горловину она измерила растопыренными пальцами и, глубоко вздохнув, одним движением руки разорвала ткань на четыре равные части. Во всей окрестности не было другой портнихи, многие шили у Шафиги и были довольны ее работой. К тому же она никогда не корпела над одной вещью больше двух дней, беря за шитье всего пять рублей. Как из одинаковых кусков материи она создавала довольно симпатичные кофточки с рюшками и другими хитростями, было известно только Шафиге. Пошитые ее руками изделия, как правило, бывали впору и довольно ладно сидели на заказчице.

— Послушай, а где ты училась шить? — удивленно спросила Балабегим.

— А нигде, само пришло, — горделиво ответила Шафига, завоевавшая доверие сельчан своим умением.

§

Лейла, услышав какой-то странный шорох, оглянулась вокруг, но, не заметив ничего подозрительного, вновь погрузилась в чтение письма, написанного Томкой. Новости из дома были приятные и не очень. Томка сообщала сестре, что она обручилась с Намиком и вот-вот уедет за границу. Сиявуш пока живет у Солмаз, потому что Алида так и не вернулась из своей затянувшейся командировки, Ариф женился на какой-то уродине, которую Севда наотрез отказалась впускать в свой дом...

— От родных весточка? — вдруг раздался за ее спиной до боли знакомый голос. Лейла кивнула головой, стараясь всеми силами успокоить бешено застучавшее сердце. Прижав тетрадный листок к груди, она лихорадочно думала о том, как ей поступить. "Буду холодной как лед и немой как статуя", — решила, наконец, девушка.

— Можно я рядом сяду? — спросил Вагиф и, не дождавшись ответа, устроился на траве.

Он оказался так близко к Лейле, что та окончательно растерялась.

— Я вообще-то к тебе по делу. Мы тут решили сами разобраться в том, кто виноват в смерти Дадаша... Я был у Сельми, обшарил и сарай, и амбар, но вещественных доказательств так и не нашел. Гадир страшно обижен нашими подозрениями, а Сельми раскричалась на всю деревню и между прочим сказала, что ты давала Дадашу какой- то порошок для травли ее баранов. Может...

Лейла резко повернулась в сторону Вагифа и вдруг почувствовала, как ее маленькое, еще минуту назад трепетно бившееся сердце вдруг замерло. До чего же он был красив, этот простой деревенский парень. Тонкие ноздри точеного носа нежно трепетали, как крылья бабочки, выдавая его волнение, а румянец на скулах только подчеркивал его огромные черные глаза, которые горели, точно угли.

Девушке казалось, что она чувствует их жар на своем лице.

— С такими пальцами, как у вас, нужно играть на пианино, — вдруг сказала Лейла, не узнавая собственного, дрожащего, как струна, голоса.

Вагиф улыбнулся, считая, что лед в их отношениях тронулся, и взял девушку за руки.

— Я несколько раз пытался встретиться с тобой, но никак не получалось... На похоронах было слишком много мужчин, и я не рискнул подойти... Просто схожу с ума, когда не вижу тебя так долго, — вкрадчивым полушепотом говорил Вагиф.

— Уж лучше не давать лишних поводов для сплетен, — так же тихо проговорила девушка, оглядываясь по сторонам и моля Всевышнего о том, чтобы он всем карагаджцам ниспослал по неотложному делу, которое поглотило бы их с головой.

— Так ты не ответила на мой вопрос о лекарстве, которое давала Дадашу, — сказал Вагиф и вдруг приложил холодные пальчики Лейлы к своим горячим губам.

Не ожидая такого жеста, она грубо отдернула свою руку и порывисто встала на ноги.

— Дядя Дадаш взял у меня всего лишь бодягу! Это безобидное средство от синяков! Другого лекарства я ему не давала и никакой отравы с собой сюда не привозила. Пусть лучше Сельми расскажет, зачем она все время досаждала ему. Это ведь она рубила ветки вяза, которые бросали тень на ее огород, а я тут абсолютно ни при чем. Мне так же тяжело, как и всем вам. Дядя Дадаш мог бы еще жить и жить... Он был таким простым, таким добрым человеком! Кому здесь нужна была его смерть?!

Вагиф растерянно пригладил черные как смоль волосы, и Лейла не могла не отметить про себя, что таких красивых волос она не видела ни у одного мужчины. Почему-то вспомнились стихи французского поэта, которые они любили читать с Томкой:

Симон, какая тайна в лесах твоих волос?

Ты пахнешь розой чайной среди звенящих ос,

Ты пахнешь тмином, мятой,

Ты пахнешь рожью сжатой...

Симон, какая тайна в лесах твоих волос?

— У Дадаша не было врагов. Разве что он постоянно джигалил с Сельми. Но все их ссоры были на почве любви. Да, да, Сельми любила Дадаша, и он даже хотел на ней жениться.

Вагиф знал об этом непонаслышке. Одно время в их доме разговоров о сватовстве Дадаша было много. Балагардаш, отец Вагифа, работавший тогда председателем колхоза, не мог прийти в себя после того, как отец Сельми не пустил их, сватов, на порог своего дома.

— "Нет у меня такой дочери, что могла бы стать парой вашему Дадашу!" Этот крик долго преследовал папу, не привыкшего к непочтительному обращению, — сказал Вагиф, вспоминая те времена.

Поведал он Лейле и о том, что Сельми действительно не было в селе в тот день, когда случилось несчастье. А вот вернувшийся из армии Магомед нашел у себя в мастерской, в которой почти два года не был, новенькую мотопилу. Думал, подарок отца, а Мухтар киши и в глаза ее не видел. И сестренки Магомеда не знали, откуда в их сарае появился этот инструмент.

— У нас ведь в деревне обычно пользуются топором или обычной пилой, — задумчиво проговорил Вагиф. — Выходит, кто-то сделал свое черное дело и подбросил мотопилу Мансимовым.

— А кто такой Магомед? — встревоженно спросила Лейла, услышав новое, незнакомое ей имя.

— Можно сказать, мой двоюродный брат и твой новый конкурент, тоже учителем русского языка в нашей школе хочет работать, — улыбаясь, сказал Вагиф.

— А другого занятия он себе найти не мог? Пусть хлопок убирает, машину водит, коров пасет! — разозлилась Лейла.

Вагиф рассмеялся, глядя на покрасневшую от гнева девушку.

Она стала еще краше, желанней и родней, и Вагифу показалось, что ему подарили весь мир.

— Да пусть себе работает. Как только мы поженимся, будешь сидеть дома, за хозяйством смотреть. Если не захочешь жить здесь, в деревне, куплю квартиру в городе. У меня есть связи, — сказал Вагиф, сам не зная толком, что для него в этот момент важнее: нелепая смерть Дадаша или его взаимоотношения с Лейлой.

— Все уже расставлено по полочкам? — удивилась девушка, недовольная тем, что жизненно важные вопросы решены без ее участия.

— А разве ты этого не хочешь? — улыбнулся Вагиф так мило, так сердечно, что у Лейлы пропало желание спорить с ним.

Вагиф подошел к девушке, обнял ее за плечи и осторожно притянул к себе. Она не оттолкнула его, не стала вырываться, как птичка из клетки, а замерла, прильнув к груди Вагифа. Ей было уже 23 года, а что такое мужское объятие Лейла еще не знала. Оказалось, оно было крепким, теплым и удивительно надежным. Но вдруг почему-то подумалось о Дильшад. Построиться ли их счастье на чужом несчастье? Лейла обернулась лицом к Вагифу, чтобы сказать ему об этом и сегодня же поставить точку на их взаимоотношениях. Не успела. Вагиф неожиданно прижался своими губами к ее губам, и гранатовый сад закружился над головой сельской учительницы...

— Я не знаю наизусть ни одного стихотворения, а мне так хочется сейчас сказать что-нибудь в рифму, — проговорил Вагиф, не выпуская из своих объятий Лейлу.

— С любимыми не расставайтесь,

Всей кровью прорастайте в них,

И всякий раз навек прощайтесь,

Когда уходите на миг, — сказала Лейла, находясь в полной власти романтических чувств и все еще ощущая приятный жар его мягких губ.

— Какие замечательные слова! — восторженно произнес Вагиф. — Прочти-ка еще раз эти строчки.

— Это не о нас с тобой... Это о вас с Дильшад... И то, что мы сейчас вместе, это плохо, — грустно сказала Лейла и попыталась высвободиться из объятий Вагифа.

— А я ничего плохого в этом не вижу, мой отец был дважды женат...

— Трижды, братец, трижды, — сказал кто-то совсем рядом, и влюбленные увидели перед своими глазами вездесущего Зиярата.

Он держал в руках фотоаппарат и злорадно усмехался, наслаждаясь тем, что застал голубков врасплох.

— До чего дошли, а! Средь бела дня, на глазах у людей. Какое бесстыдство! — говорил Зиярат, продолжая щелкать опешивших от неожиданности молодых людей.

— Ты что, совсем ошалел? — закричал Вагиф, пытаясь вырвать у Зиярата фотоаппарат. — Она же тебе, дурню, жизнь спасла!

— А я ее об этом просил? Просил?! Вот что: или она сегодня же уберется в свой город, или я завтра же раздам всем сельчанам ваши фотографии, пусть любуются. Особенно интимные непременно отправлю твоей невесте! — сказал он, грозно потрясая новеньким "Зенитом".

Лейла стиснула зубы и отошла в сторону. Ей нужно было время, чтобы найти противоядие, которое помогло бы ей раз и навсегда излечиться от болезни по имени Зиярат.

— Я жду твоего решения! — грубо крикнул тот, сверкая, как молниями, раскосыми глазами.

Лейла с надеждой посмотрела на Вагифа, ища в нем поддержки и защиты. Но он стоял, виновато опустив голову, точно неподготовившийся к уроку ученик. "Совсем как в тот вечер, когда Вугар при всех оскорбил меня", — грустно подумала Лейла, ценившая в мужчинах силу, преданность, верность.

— Можешь делать все, что угодно твоей душе, — вдруг спокойно ответила она, — но только учти: как только в деревне появится хоть одна фотография, я всем расскажу, что ты сын армянки Аннуш, И вовсе не Бильгейс произвела тебя на свет. Твое настоящее имя Тигран, и должна сказать, что оно подходит тебе куда больше, чем такое поэтическое, как Зиярат.

(Продолжение следует)


<-- назад  •  на главную -->>