ДВА ВЕКА РВУТ МЕНЯ

Где романтический воздушный шар, способный пересечь не одну параллель, а где готовый лопнуть почти мгновенно мыльный пузырь? Внешность обманчива. Должен сказать, сейчас не так уж мало тех, кто способен без особых на то потуг отточенным до мишурного блеска пером поделиться самым сокровенным — чувствами, думами et cetera, et cetera, однако ощущение притянутой за уши легкости, увы, грозит возникнуть в нас безнадежно сразу. И напротив, порой очень обидным и огорчительным для автора выглядит попирающий его достоинство реверанс: дескать, на фоне воцаряющейся бездуховности творчеству указанного поэта можно отдать дань.
Но если зачастую подобные утверждения прозвучать могут и в самом деле справедливо, то уж точно не по адресу Алины Талыбовой. Слово ее свежо, и поэтический дар в новом стихотворном сборнике “99-й год” обнаруживает себя с первых же строк. Книга-первенец не должна смутить читателя, ибо автор совсем не напоминает только-только оперившегося птенчика, лишь собирающегося покинуть родное гнездо. Училась Талыбова, конечно, у классиков, хотя живительной влаги, возможно, успела зачерпнуть и в вышкинском “Роднике”.
Мне сразу понравилось, Алина, что в ваших стихах не содержится и намека на этакую великосветскую парадность и пустозвонную многозначительность, как нет и безудержно небрежного трепа.
Автор вполне открыта для читателя, не пытается темнить, говорит так, как думает:
Поколенье мое — дыхание,
Отходящее со стекла.
Языкастое на воззвания
И безрукое на дела.
Полистаем книгу. Удивительно много места отдано — и в стихах, и, по всей видимости, в душе — теме родного города. Он едва ли не всюду, открыто и растворенно, с лирической героиней, уверяющей нас и себя:
Я — тоже город, но живой,
Что в этом городе живет.
Как мой булыжник стерт!..
Как лист мой пылен!
Метко схваченные детали, цементируясь в целое, рождают образ, порой же становятся мостиком к поэтической картине:
Город мечен гвоздиками — по углам
И по пьяной диагонали.
Не торгуясь, полсердца я сразу отдам,
Чтоб их только не подметали.
Отрадно, что в книге не виснут безнадежно в строфах явно затянутые мысли, да и не встретишь привычные банальности. Мир наш не рисуется только светлыми красками, а героиня ничего никому не пытается навязать, лишь констатируя:
Но от счастья — кричи, не кричи —
Мы судьбе вернули ключи.
Стихи насквозь прорезаны терзающим память чувством:
Этот мир стоит на печали,
На обмане и нелюбви.
Ну, а сердце мое — на причале
У ноябрьских глаз твоих.
Автор вычерчивает образы, выстраивая их самобытно, убедительно, выпукло:
Дом рассохшеюся лодкой
В тысячу щелей свистит
Прошлогодний хит.
И хлопнет
Дверью — звонко, как такси.
Порой в стих врывается нечто знакомое, к примеру, блоковское, но совсем ненавязчиво:
Отсвет снятых в ночь колец.
Стул. Стена. Окно.
И слышно
Только тиканье сердец.
А кто из поэтов не пытался, сознавая, что и “век уж наш измерен”, найти ответы на трудные, стержневые вопросы:
И в опереньи липком и багряном
Две ядерные чайки пролетят...
...А говорят, что в древности земляне
Любили любоваться на закат.
Похоже, не может не биться в поэтическом пульсе время:
На сгибе дней моих, на середине
Той жизни, что отмерена была,
Два века разъезжаются — как льдины —
И рвут меня —
Как кони — пополам.
Сам выбор переводов из английских и азербайджанских поэтов в разделе “На языке сердца” — как бы продолжение собственных чувств, порожденных доколе неведомыми творческими ощущениями от соприкосновения с крупными мастерами прошлого (Китс, Стивенсон, Киплинг) и настоящего (Расул Рза, Габиль, Анар):
Моя рука...
Да вот она — живая, теплая
И тянется к твоей.
Поэтическая книга Алины Талыбовой чем-то схожа с дневником, фиксирующим только очень личное, но почему-то приоткрывшим вдруг свои страницы посторонним. “99-й год” — это образно зафиксированный миг прощания с веком минувшим и затаенное ожидание встречи с наступающим столетием.

Р. МИРКИН.