• Мужчины и время

80

МГНОВЕНИЙ

ЖИЗНИ

С этой семьей я знаком уже много лет. Но так вот сложилось, что с главой ее — Эйлагом Халыг оглу Эйвазовым — довелось мне впервые встретиться только сейчас. Передо мной предстал невысокий худощавый мужчина с красивыми и немного грустными глазами. Почетному железнодорожнику Азербайджана Эйлагу Эйвазову не так давно исполнилось восемьдесят лет. Этим человеком прожита большая и очень интересная жизнь, пройден непростой путь, на котором были и война, и мирный созидательный труд. Он встречался со многими людьми, которым судьбою было доверено вершить историю прошедшего ХХ века. Накануне нового, 2002 года мы встретились с Э. Эйвазовым и попросили его ответить на наши вопросы.

— Просматривая документы и другие ваши бумаги, Эйлаг муаллим, я нигде не обнаружил точной даты вашего рождения — почему-то указан лишь год.

— Да ее просто некому было зафиксировать. Представьте себе далекий 1921 год и простых крестьян, перегонявших стада на летние пастбища — яйлаги. Вот там я и появился на свет. Потому и имя мое — Эйлаг — непосредственно связано с местом моего рождения.

— Счастливо ли складывалось ваше детство?

— Не сказал бы... На 17-й день моей жизни произошло событие, непосредственно отразившееся на моей последующей судьбе. Умер старший брат отца, и, согласно обычаю, младший брат, мой отец, должен был взять в жены его вдову. Мой дед Байрам Гусейнов возвратил домой свою дочь — мою маму Гюльгайыт. Я остался в семье отца Халыга Эйваз оглу Алиева. Моя мачеха Баладжа относилась ко мне как к пасынку. Грудным младенцем я лишен был не только материнского молока (меня вскормили козьим), но и истинной материнской ласки.

— А как сложилась жизнь у мальчика из глухого села Зал-Карагадж (ныне Сабирабадского района), чуть ли не оставленного на произвол судьбы?

— Я отправился на учебу — сперва в начальную школу, а потом в неполную среднюю в соседнем селе Яха-Карагадж. Крутым же поворотом, безусловно, стал переезд в Баку, где я поступил на землеустроительный факультет Сельскохозяйственного техникума имени С. Агамалиоглу, кстати, находившегося тогда чуть ли не в двух шагах от моего нынешнего дома. На этом месте позже была выстроена гостиница «Бакы». Увы, тяжелая операция, а затем и война прервали учебу. Но по комсомольскому призыву мне удалось в конце 1940 года окончить специальные курсы при Закавказской железной дороге, и с 24 января 1941 года я уже работал стрелочником, а позже дежурным по станции Папанина (ныне Алибайрамлы).

— Вторая мировая война неумолимо вмешалась в жизнь каждого из вас, ее современников. Я слышал, что вам тогда довелось послужить родине на несколько непривычном участке деятельности.

— Нет, как раз работа-то была привычной — в качестве дежурного, а позже диспетчера по станции. Но вот этой станцией в сентябре 1944 года оказался ...Тебриз. Дело в том, что в числе других железнодорожников я был откомандирован в Иран, в военно-эксплуатационное отделение (ВЭО-17). Кстати, здесь работали железнодорожники из России, Украины, Грузии, Средней Азии. Начальником ВЭО-17 был Иванов. Я и сегодня могу перечислить все станции от Тебриза до Джульфы: Софян, Зал, Гер-Гер, по этой ветке возле озера Урмия находилась ст. Шарафханы, Сейван, Гисям, Гюлли, Меренд, Арзан. Ведь уже 23 июня 1941 года, сразу после начала войны, движение поездов было переведено на военный график. В первую очередь обеспечивалось продвижение поездов с войсками и военным грузом, а пассажирское движение ограничивалось, причем пассажирские вагоны стали переоборудоваться в санитарные. В апреле 1943 года все железные дороги были объявлены на военном положении. Ну а все железнодорожники на военный период считались мобилизованными на железнодорожный транспорт. И военно-эксплуатационные отделения, полностью приняв на себя хозяйственное и политическое руководство, несли ответственность за обеспечение четкой организации движения и безопасности следования воинских маршрутов и поездов с народнохозяйственными грузами.

— Среди этих грузов, конечно, в числе главных было и «черное золото» республики?

— Работа азербайджанских железнодорожников была теснейшим образом связана с нефтяной промышленностью республики. По железной дороге, в частности, транспортировались необходимые для нефтяной индустрии лес и другие материалы, перевозились предназначенные для нужд фронта и народного хозяйства нефтепродукты.

— А какую роль в этой ситуации сыграло положение в Иране?

— Уже в начале войны создалась угроза вторжения германских войск в эту страну, чтобы оттуда разбомбить и вывести из строя бакинские нефтеперегонные заводы. В связи с этим войска Закавказского фронта были незамедлительно введены в северо-западную часть Ирана, а Закавказская железная дорога приняла на обслуживание участок Джульфа — Тебриз. Наши железнодорожники были направлены также на участки Тегеран — Бендер-Шах и Тегеран — Миане.

— Сейчас, в мирное время, не так-то просто представить всю сложность обеспечения должного уровня работы всех многочисленных звеньев, поддерживающих жизнеспособность страны, в том числе и такой исключительно важной сферы деятельности, как железная дорога.

— Только по указанным мною коммуникациям беспрерывным потоком к нам шли стратегические и другие первостепенной важности грузы из США и Англии через Персидский залив. Да и Сталин (правда, еще до моего здесь появления) проследовал поездом в конце 1943 года на знаменитую Тегеранскую конференцию, во многом предрешившую судьбу войны. Не могу не отметить и рост в те годы демократического и национально-освободительного движения в Иране, чему я сам был непосредственным свидетелем. Помнится, как народ под руководством вышедших из тюрем и вернувшихся из ссылки демократических деятелей отобрал оружие у станционных ажанов (полицейских) и двинулся в город, до которого было 6 километров. Но военный гарнизон не подчинился, а Тегеран выслал войска, задержанные восставшими в городе Миане. И гарнизону пришлось-таки сдаться. Но позже, как известно, когда наши войска оставили Иран, национально-освободительное движение было подавлено.

Ну а я отбыл из Ирана 10 октября 1946 года и поступил в распоряжение Бакинского отделения Азербайджанской железной дороги.

— В послевоенные годы, вплоть до выхода на пенсию, судя по документам, вам на железной дороге пришлось соприкоснуться со многими ее областями.

— Да, после завершения учебы в вечерней школе, а затем и в Политехническом институте по специальности инженера-механика тепловозного хозяйства я работал и бригадиром ремонтного цеха, и диспетчером тяги, и контролером-ревизором, и инспектором по спецработе, и заместителем начальника отдела водоснабжения и санитарно-технических устройств Азербайджанской железной дороги. Не раз бывал по линии Управления водоснабжения Министерства путей сообщения СССР в служебных командировках в Москве, Ленинграде, Херсоне, Одессе, Симферополе. Перенимал опыт работы, знакомился с достопримечательностями этих городов. Я немало поездил по стране (и по службе, и на отдыхе), кстати, всегда только поездом, так и не довелось за всю жизнь полетать самолетом.

— Вы все о работе да о работе. Но ведь в те нелегкие времена никто, согласитесь, не отменял и личную жизнь.

— С моей избранницей меня познакомили там же, на станции Тебриз, где Хокумя Ахмедова работала телефонисткой. Эта добрая миссия выпала на долю ее напарницы-телеграфистки из Хачмаза Татьяны Якименко, заметившей наши взаимные симпатии. А брат моей будущей жены, — Агамирза Ахмедов, работавший начальником политотдела ВЭО-17, пообещал нас обручить и поженить сразу по возвращении домой. И брат (кстати, ставший позже крупным руководителем — секретарем горкома, председателем Баксовета и министром торговли) сдержал данное слово: уже спустя примерно две недели после приезда, 26 октября, состоялась наша очень скромная свадьба. Новобрачной исполнилось тогда только 18 лет, а мне — 25. В послевоенные годы Хокумя работала педагогом в средней школе в поселках Бюльбюля и Баладжары, затем перешла в систему Управления железной дороги — оператором. Мы прожили с женой душа в душу 37 лет, вырастили троих детей. К сожалению, в 1983 году она покинула этот мир в 55 лет.

— Но жизнь подарила вам и многочисленных друзей, и главное ваше богатство — родных и близких.

— У меня очень большая родня. И я горжусь тем, что меня все уважают. Звонят, советуются, навещают. Судьба подарила мне и братьев, и сестер. Но, увы, многих сейчас нет уже в живых, но с сестрами со стороны отца, Бирджагыз, Гюларой, которые и сегодня живут в родном селе Зал-Карагадж, и со стороны матери, Гилас, Франгиз, поддерживаю отношения постоянно. Мои братья со стороны отца, Гадамшах и Лютвели, и со стороны матери, Джанбала и Рустам, меня никогда не забывают. С уважением относятся ко мне и их дети. Есть у меня и друзья. Среди них особо хотел бы отметить тех, которых я обрел в Ессентуки в 1967 году, куда приехал отдыхать по профсоюзной путевке. Буквально через несколько дней у меня случился острый приступ желчного пузыря. Предстояла острая операция, о которой я даже не успел сообщить родным. Никогда не забуду хирурга Марию Ивановну Григорову, которая перед операцией сказала мне фактически пророческие слова: «Решайтесь, сделаем операцию — проживете еще столько же, если не больше». Бесконечно благодарен врачу пансионата «Березка» Анне Хазматовне Макаевой и донорам Ольге Дмитриевне Орловой и Маше Самойловой, которые спасли меня 35 лет назад. Не так давно, в 1998 году, организовал встречу моих институтских однокашников, среди которых и главный энергетик Азербайджанской железной дороги Надир Хыдыров, и заместитель начальника локомотивной службы Валентина Абрамова, и ответственный работник Бакметрополитена Мехти Агаев и др. Ну а детьми я очень доволен: и старшей дочерью Мединой — известным журналистом, и младшей Зулейхой — кандидатом наук, доцентом, шахматным композитором, и сыном Алекпером — инженером, отличным газетным компьютерщиком. И, конечно, я радуюсь троим моим внукам, тоже обещающим вырасти в настоящих специалистов.

— Что ж если они пойдут в этом в деда, то сомневаться в высказанных надеждах не приходится...

Вел беседу Р. МИРКИН.

На снимках: Э. Эйвазов (1945 г., Иран, Тебриз); группа 455 транспортного факультета Азербайджанского политехнического института.