ВЫШКА № 10 от 8 марта 2002 года
<<-- назад  •  на главную -->>

• Роман тысячелетия "Нет мира в садах тучных"
Медина ГАСАНОВА

(Начало в №№ 10, 11, 14, 15, 17, 19, 21, 23, 26, 30, 31, 36, 37, 40, 42 за 2001 год,
2, 3, 6, 8, за 2002 год)

 

Жара той ночью стояла особенная. Было душно, липко, и Мухтар киши не мог сомкнуть глаз, несмотря на то, что ему постелили на открытой веранде под пологом, который здесь шили из марли наподобие шатра. Он грузно переворачивался с боку на бок, и вдруг ему показалось, что во дворе мелькнула чья-то тень. Стремительно приподнявшись, Мухтар киши стал вглядываться в темноту, напрягая слабевшее с годами зрение. Вот тень метнулась в обратную сторону, замерла, а затем воровато подкралась к воротам. Но почему же молчат собаки?

— Эх, наверное, опять мне померещилось, — пробормотал Мухтар киши, разбудив Зулейху, уморенную дневными хлопотами до ломоты в пояснице.

— Что такое? — охрипшим от сна голосом спросила она.

— Да вот не знаю, кому посреди ночи охота по чужим дворам ходить...

— А может, это Магомед, жарко ведь... — сказала Зулейха, тревожно поглядывая на мужа.

Но Магомед спал в своей комнате, смешно раскинув руки в разные стороны, а больше в их семье некому было ночью спускаться во двор.

— Подозрительно, — тихо, стараясь больше никого не разбудить, проговорил Мухтар киши. — Я четко видел чью-то тень. А может... может...

Зулейха испуганно глядела на человека, с которым прожила четверть века, и впервые за все это время она усомнилась в здравости его ума.

Едва забрезжил свет, Мухтар киши, как был в исподнем, побежал в мастерскую. Его ночные подозрения подтвердились: пила, так неожиданно и таинственно появившаяся в их хозяйстве, так же загадочно исчезла. Ее не было ни на полках, ни на столе, ни в одном из четырех углов... Виновница смерти Дадаша провалилась как сквозь землю. «Если только Магомед не отдал ее Вагифу, значит, тень приходила именно за пилой», — тревожно думал Мухтар киши, поднимаясь в дом.

— Сынок, куда ты ее дел? — спросил он Магомеда за завтраком.

Парень поперхнулся, покраснел до корней волос, но, откашлявшись, не очень вежливо выпалил:

— Выбросил!

— Куда? — мрачно и строго спросил Мухтар киши.

— А на ветер! — ответил Магомед и нервно поднялся с пола.

Зулейха укоризненно посмотрела на любимого сына, как бы призывая его соблюдать правила приличия, но Магомед понял ее взгляд по-своему и взорвался, как мина, на которую нечаянно наступили.

— Да артистка она, понимаете? Певица! У нас вся рота по ней с ума сходила. Такие фотографии были у каждого второго солдата, а вы уже по всей деревне растрезвонили, что я женат и вот-вот привезу свою жену сюда. А я-то думаю, почему от меня все деревенские девчонки шарахаются. Да Пьеха даже с концертами в такую дыру, как наш Карагадж, не приедет!

— Какая еще Пьеха? — в полном недоумении пробормотал Мухтар киши. — Ты мне зубы не заговаривай. Отдал треклятую пилу Вагифу, так и скажи. Это, видно, он и ходит ночами по нашим сараям, что-то вынюхивает, смерть Дадаша на мою шею повесить хочет. Эх, верно говорили наши деды: яблоко от яблони недалеко падает.

Балагардаша не любили в деревне за то, что он всегда каким-то образом оказывался в курсе происходящих в каждой семье событий и обо всем докладывал вышестоящему начальству.

Коммуниста Герая Шихиева с треском исключили из партии за то, что на похороны отца он пригласил моллу. Балагардаш тут же сообщил об этом в райком партии, и Герай поплатился за свою оплошность должностью и авторитетом.

Когда Магомед узнал, что отец ведет речь о пиле, успокоился, но есть уже не хотелось.

— Далась тебе эта пила, плюнь ты на нее, — посоветовал он Мухтару.

Но тот не мог ни плюнуть, ни забыть. Мысль о том, что кто-то пытается обвинить его в случившейся трагедии, не давала Мухтару покоя. Теперь он клял себя за то, что не додумался спуститься во двор и поймать злоумышленника за руку. А ночью все кошки серы. Мухтар киши внимательно изучал следы остроносых туфель 42-го размера, отпечатавшиеся на земле возле мастерской, надеясь на то, что чутье старого охотника поможет ему определить их хозяина, но перед глазами вставали только калоши, да сапоги, которые преимущественно носило мужское население Карагаджа. А тут еще Зулейха его озадачила.

— Не ругай меня, старик, за то, что без твоего совета к Мелек ходила.

Бедная женщина после смерти Дадаша совсем опустилась. Да и заговариваться стала.

Мухтара киши передернуло при упоминании этого имени, но, совладав со своими эмоциями, он бесцветно спросил:

— По какому такому делу ходила-то?

Запинаясь на каждом слове, Зулейха раскрыла мужу свои замыслы по поводу сватовства к старшей дочери Дадаша Марал.

— Теперь они противиться не станут, — сказала Зулейха. — В доме полно голодных ртов. Сам знаешь, Мелек никогда в колхозе не работала как многодетная мать. Не управится она с хозяйством, домом. Магомед будет им хорошей подмогой. Мелек с радостью согласилась, да и Марал обрадовалась моему приходу. Засуетилась, скатерть расстелила белую, туго накрахмаленную. Вот, мол, какая я хозяйка хорошая. Только не очень мне Марал в этот раз понравилась. Вроде, девчонка нетронутая, а что-то в ней не то... Располнела, налилась, как яблочко спелое, соком, точно в чьих-то мужских руках побывала. Ой, не надо было мне тебе это говорить. Да вот только покоя мне со вчерашнего дня нет. Согласие-то я их получила, а душа теперь на месте не лежит, хоть режь меня на куски.

Мухтар киши укоризненно поглядел на жену, покачал головой, как бы говоря: «Мне бы твои проблемы», и спустился во двор.

— Сколько раз я говорил тебе, не берись решать не свои проблемы, — только и сказал он. — А может, тебе все это показалось, как и мне ночью? А?

Зулейха вздрогнула, устыдившись собственных подозрений, и, махнув на все рукой, позвала Нигяр.

— А ну-ка убери все со скатерти! Ты что же это подружкам своим про Магомеда рассказала? — строго спросила она.

— А почему только рассказала? — простодушно удивилась Нигяр. — Я им фотографию показывала. Все ахнули, такой красавицы во всей нашей округе нет! Почему бы мне не гордиться?

— Ой, дуреха ты, дуреха, — глубоко вздохнув, произнесла Зулейха. — Это артистка, поняла, иди расскажи всем твоим подружкам, а то достанется тебе от брата. Он и так зол...

Нигяр скорчила расстроенную гримаску, но, не желая разочаровывать деревенских девчонок, сказала им лишь о том, что жена Магомеда — заслуженная артистка Советского Союза.

— Надо же, простой сельский парень и известная всему миру артистка, — мечтательно произнесла Махиля. — А эта балда Марьям влюбилась во вшивого учителя физики, да еще намного старше себя.

Девушки наперебой заговорили о том, какими качествами должен обладать их избранник, как вдруг Сурайя мечтательно сказала:

— А я бы лучшего жениха, чем Ровшан, и не желала бы.

Все как по указке замерли и в ожидании новых сплетен уставились на подружку.

— Собой хорош? Хорош! Высок? Высок! Он матери пол-огорода перекопал и даже не вспотел. А поглядели бы вы, как он красиво в седле сидит, — кокетливо растягивая слова, произнесла Сурайя.

— Что мы, пусть смотрит та, ради которой он примчался сюда, — с завистью в голосе сказала Гюльдерен.

Ее бесило то, что молодые мужчины Карагаджа уделяют горожанке так много внимания. По мнению Гюльдерен, сельская учительница его не заслуживала.

— Какие у нее достоинства, кроме того, что она городская? Ноги тощие, как спички, сама худющая, даже тени от нее не видно. Подумаешь, высшее образование! Я три таких получить могу! — в сердцах сказала она.

— Всю жизнь учиться придется. Тогда тебя уж точно никто замуж не возьмет! — захихикали девушки, не задумываясь над тем, что своей колючей репликой ранят сердце бедной Гюльдерен.

Сурайя во всех подробностях описывала затянувшееся пребывание в их доме Ровшана, как вдруг, вспыхнув ярким румянцем, Гюльдерен бросила:

— Пока ваш красавчик раскачивается и производит впечатление на окружающих, сельская учительница другому достанется.

— Как это, достанется? — удивилась Махиля, ревностно относящаяся ко всему тому, что было связано с Лейлой.

— А вот так! Умыкнут ее — и все дела, — сказала Гюльдерен, чувствуя, как приковывает внимание своих подруг. Важно подняв подбородок, она игриво помахала рукой оторопевшим подружкам и направилась было к железнодорожному переезду, как Махиля преградила ей дорогу.

— А ну постой! Остановись, тебе говорят!

Гюльдерен нехотя повернулась в сторону Махили и с ухмылкой вскинула глаза.

— Вот я вам и пригодилась, — с гордостью сказала она и засияла, как начищенный до блеска самовар Шафиги.

Сгрудившись вокруг нее, девчонки внимательно слушали рассказ заведующей сельским домом культуры о том, как она случайно подслушала разговор Вагифа с Мирвари нене...

— Так и сказал: «Украду!» — таинственным шепотом произнесла Гюльдерен и внимательно оглядела замерших от удивления и ... восторга девушек.

* * *

Диляра с великим трудом преодолела высокие ступени каменной лестницы и оказалась лицом к лицу с ... Марьям. Девушка в ужасе отпрянула назад, инстинктивно защищая руками лицо. Диляра видела, как бешено колотится под легкой ситцевой блузкой ее юное сердце, но жалости к сопернице не испытывала. Она теперь вообще не ощущала никаких чувств, кроме горечи, которая была с ней и днем, и ночью, и во сне.

— Фазиля здесь нет, — полушепотом выдохнула Марьям.

«Осунулась, подурнела», — отметила про себя Диляра, а вслух поинтересовалась, как чувствует себя Сакина.

— Маме плохо, очень плохо, — едва дыша ответила Марьям и провела Диляру в душную, полутемную комнату.

Сакина неподвижно лежала на толстом матраце, устремив взор к потолку, словно на нем были написаны строки из книги ее судьбы. Услышав возню возле двери, она медленно повернула голову в сторону вошедших в комнату.

— Она почти ничего не видит, — тихо сказала Марьям, подводя Диляру к матери.

Не так хотела встретиться Сакина с дочерью своей двоюродной сестры, не при этих обстоятельствах. Хватая воздух ртом, она пыталась произнести что-то путное. Но из гортани ничего, кроме мычания, не выходило. И лишь слезы, катившиеся по щеке, говорили о том, насколько она расстроена всем случившимся, как искренне сожалеет о происшедшем.

Неожиданно Сакина протянула руку Диляре, и Марьям вскрикнула от радости, ибо вот уже несколько дней Сакина лежала без движения. Диляру эта радость не тронула, и она не подала руки своей тетке. Не за этим она сюда пришла. Но, видя, как страдает мать соперницы, Диляра не решалась начать разговор, который должен был стать либо ее приговором, либо счастливой развязкой.

— Выйдем! — сухо сказала Диляра и, не оглядываясь на Сакину, с мольбой в глазах глядящую на нее, направилась к веранде.

Марьям встрепенулась, как цветок от дуновения ветра, и, вытерев платком лицо матери, последовала за женой Фазиля. Неловкое молчание долго висело в пространстве между двумя женщинами, пока его не нарушила Марьям.

— Фазиль здесь не живет ... пока. По ночам он бывает у Адиль муаллима.

«Значит, дни проводит здесь», — грустно подумала Диляра, не зная, какими словами выразить распиравшие ее чувства.

Может, последовать совету Сейраны и устроить скандал. Будет ли от этого толк?

— Я подам на тебя в суд, — вдруг сказала Диляра и не узнала своего голоса. — Ты слышишь меня, я подам на тебя в суд!

— Разве судьи могут заставить человека любить немилую? — спросила Марьям, и ее тон возмутил Диляру до глубины души.

— Нет, конечно, нет, — спокойно согласилась Диляра, — но они накажут по заслугам ту, которая уводит от детей родного отца. Что ты об этом думаешь?

Марьям съежилась в комочек, побледнела, но не растерялась:

— Я люблю его со второго класса. Тебя это удивляет? Если бы ты не женила на себе Фазиля обманом, у него не было бы детей, от которых нужно уходить...

— Мы были помолвлены с детства, и твоя мать это прекрасно знала. Так ведь? — стараясь сдерживать гнев, говорила Диляра.

— Может, и так, но жизнь не стоит на месте, и свет клином на Фазиле не сошелся...

— Так что же тогда ты не подыщешь себе другого ухажера? — спросила Диляра, удивляясь наглости девчонки, только с виду кажущейся наивной.

— А я и не искала, — ответила с вызовом та. — Он меня сам нашел...

— Ты знаешь, что Парвизу сделали операцию?

Марьям теперь это вовсе не волновало. Человек, еще недавно бывший ее женихом и даривший ей дорогие подарки, перестал существовать для Марьям. Она ждала с нетерпением встреч с другим и ради этого готова была принести в жертву многое.

— Ну и стерва же ты, — вдруг сказала Диляра. — Маленькая большая дрянь.

— От такой слышу, — смело ответила Марьям и выпрямилась, глядя прямо в глаза Диляре.

Но неожиданная сильная оплеуха свалила ее с ног. Руки у Диляры были крепкие, жесткие, привыкшие к тяжелой работе, которую за нее никто в доме не делал. Больно ударившись об стену, Марьям бросилась на Диляру с одним желанием: выцарапать ей глаза, вырвать волосы, разорвать платье.

— Не смей! — послышался голос Фазиля. — Сейчас же уйди в комнату!

Диляра обернулась на звук до боли знакомого голоса и увидела мужа, спешившего к дому Сакины. И он выглядел не лучше Марьям. На впавших скулах играл нездоровый румянец, глаза потускнели. Только сейчас Диляра заметила, что Фазиль стал лысеть.

— Зачем ты сюда пришла? — спросил он жену грубо, резко, не глядя.

— И вправду, зачем? Ручей стремится к ручью, а тот — к арыку... Вы так похожи друг на друга. Она поломала жизнь Парвизу, ты сделал несчастными меня и детей... Вы так похожи друг на друга, как вы будете жить под одной крышей?..

(Продолжение следует)


<-- назад  •  на главную -->>