ВЫШКА № 20 от 17 мая 2002 года
<<-- назад  •  на главную -->>

• Эксклюзив

ЗЕЙНАЛАБДИН ТАГИЕВ И АХУНД АБУ-ТУРАБ БЫЛИ ДРУЗЬЯМИ
Нужно ли сегодня бросать тень на эту дружбу?

На днях в редакции газеты “Вышка” раздался телефонный звонок. Встревоженным голосом внучка известного на рубеже ХIХ — ХХ вв. нефтебарона, мецената и общественного деятеля Г.З. Тагиева Сафия ханум Абдуллаева-Тагиева обратилась с просьбой предоставить ей возможность ответить через газету “Вышка” журналистке, собственному корреспонденту “Общей газеты” Эльмире Ахундовой, высказавшей ряд претензий в адрес семейства Тагиевых (да и не только!) в опубликованной на страницах газеты “Гюнай” (№ 16, 20 апреля 2002 г.) статье “Выдающийся ученый-богослов и просветитель (Ахунд Гаджи Мирза Абу-Тураб Ахундзаде)”.
Наш корреспондент выехала в поселок Мардакяны, где Cафия ханум проживает на “тагиевской даче” со своими детьми, Камиллой и Тофиком. В марте сего года общественность республики отметила юбилей внучки Тагиева — 85-летие со дня рождения.
На 86-й весне своей жизни Сафия ханум живо интересуется всеми проблемами республики, радуясь ее достижениям и победам, охотно встречаясь с представителями государственных и общественных организаций, СМИ, она такая же доброжелательная и отзывчивая, как и ее знаменитый дед.



— Моему сыну Тофику стало известно о публикации Э. Ахундовой в газете “Гюнай”. Он прочел эту статью и мне, — рассказала Сафия ханум при встрече. — С Эльмирой Ахундовой я познакомилась в 1997 году, когда она позвонила мне и попросила дать интервью для издаваемого ею международного журнала Poрular. Я согласилась. Публикация с бестактным заголовком “Блеск и нищета женщин семьи Тагиевых” появилась на страницах этого журнала. После этой статьи мне не приходилось с ней общаться. Но как-то, два года назад, Эльмира сама позвонила нам и сказала, чтобы Фонд им.

С. Тагиевой поставил надгробный камень ахунду Абу-Турабу, возле которого похоронен мой дед. Честно говоря, я удивилась.

С просвещенными, глубоко образованными духовными лицами Гаджи всегда поддерживал дружеские связи, поскольку искал в них опору в борьбе против невежества и мракобесия, в деле претворения в жизнь своих просветительских идей, создания первой в Азербайджане женской гимназии и т. п.

Одним из таких друзей моего деда был ахунд Абу-Тураб, с которым у Гаджи, родившегося в Ичери шэхэр (а род Абу-Тураба происходит из Шамахи), не было никаких родственных уз. Подчеркиваю, Тагиев ценил его за высокую образованность и прогрессивность.

От матери моей, Сары ханум, я слышала, что однажды дед, ехавший в богатой карете на свою дачу, повстречал Абу-Тураба и пригласил его пересесть из своего фаэтона в его экипаж. Тут я процитирую из известной книги Манафа Сулейманова “Дни минувшие”: “Едем мы с ним и мирно беседуем... Я спрашиваю: “Как ты думаешь, богатство может выскользнуть у меня из рук?” Абу-Тураб ага отвечает: “...Тебе небезызвестны превратности судьбы. Если Аллах пожелает, он в мгновение ока лишит тебя всего состояния. Так что больше думай о вечном”.

Когда Советская власть лишила Гаджи всего имущества: дома, где сейчас расположен Музей истории Азербайджана, этой дачи, нефтяных промыслов, экипажей, экспроприировала все счета в банках, именно тогда мой дед, вспомнив пророческие слова ахунда, завещал похоронить себя у ног этого мудрейшего человека.

Однако в 1924 году, когда Гаджи умер, его похоронили не в буквальном смысле слова у ног покойного ахунда, а несколько в стороне, но на территории мавзолея.

Да будет известно Э. Ахундовой, что похоронен Абу-Тураб именно в Мардакянах, хотя 52 года служил в мечети поселка Амираджан, только по настоянию моего деда. “Пир-Хасан”, согласно народным преданиям, известен как место захоронения Святого Хасана, существует с ХVI века. Дед решил, что прах ученого-богослова должен покоиться в этом почетном месте, и именно по его просьбе и на его личные средства другой бакинский капиталист (кстати, родом из поселка Амираджан) Муртуза Мухтаров построил над могилой ахунда мавзолей.

Далее в статье говорится, что “мавзолей превратился в мемориальное захоронение одного лишь Г.З. Тагиева. Ему поставлен бюст, новый надгробный камень. Кроме того, в 1991 году здесь же похоронили дочь Тагиева — Сару, поставили надгробный камень в память о зяте Гаджи — Селимханове, что само по себе противоречит как моральным нормам, так и Закону об архитектурных памятниках (в конце концов это же не семейная усыпальница рода Тагиевых!)”. Тагиев был чистый в моральном плане человек. Его дочь Сара ханум и ее супруг Зейнал-бек также отличались высокой моральной чистотой. Решение о захоронении Сары ханум именно рядом с могилой отца было принято не мной и не моей семьей, а правительством республики, и на похоронах ее присутствовал тогдашний мэр Баку Руфат Агаев, другие официальные лица. Так была отдана дань уважения мужественной дочери азербайджанского народа, которая на протяжении многих лет неустанно взывала к людям, напоминая им о благотворительных деяниях отца-мецената, прогрессивного человека, радеющего за расцвет и прогресс Родины, благополучие народа.

Надгробный памятник Зейнал-беку Селимханову, мужу Сары ханум и моему отцу, я поставила на свои средства, и тоже с разрешения властей. Я лишь выполнила просьбу моей матери.

Никакой другой вины за моим отцом, кроме того, что он был из древнего ханского рода и имел в банках немалые деньги, недвижимость, землю, не выявилось. Зейнал-бека взяли из дома ночью, сообщив родным, что его отправили в ссылку. Больше его не видели. По рассказам очевидцев, после жесточайших пыток моего отца сбросили в море.

Что касается реплики “... в конце концов это же не усыпальница рода Тагиевых”, хочу успокоить: никого из рода Тагиевых в мемориале “Пир-Хасан” хоронить больше не будут. После переезда на Родину на постоянное место жительства моя семья приобрела на мардакянском кладбище участок земли, где мы и перезахоронили останки моего мужа. Есть здесь место и для других членов нашей семьи.

— Сафия ханум! А кем был поставлен памятник Г. З. Тагиеву, сделанный из бронзы?

— По возвращении в Баку я тут же посетила Мардакяны и тоже заинтересовалась этим. Мне рассказали, что как-то племянник известного тариста Бахрама Мансурова, А. Мансуров, будучи в Кербеле, увидел в мечети роскошную люстру и спросил, откуда такая красота. Служители мечети стали с теплотой отзываться о меценате Тагиеве, который и подарил святому храму столь ценный подарок.

На свои личные средства А. Мансуров заказал скульптуру — бронзовый бюст Г.З. Тагиева, установил его 22 марта 1989 года в стороне от мавзолея Абу-Тураба. А надгробные камни над могилами Гаджи и Сары ханум Тагиевых сделаны на средства властей Азизбековского района.

— До беседы с вами я посетила мемориальный комплекс “Пир-Хасан”. А сейчас на старых фотографиях вижу, что кроме “тюрбе” здесь ничего не было.

— Как вы знаете, мы смогли приехать в Баку лишь после 1989 года, когда получили от КГБ СССР официальный документ о реабилитации моего отца.

Когда мы впервые приехали в Мардакяны и посетили “Пир-Хасан”, то никаких надгробий ни у Абу-Тураба, ни у Гаджи не было.

Я неоднократно записывалась на прием к шейх уль-исламу Аллахшукюру Пашазаде и, наконец, получив аудиенцию, попросила его содействовать в установлении надгробных камней над могилами и Абу-Тураба, и моего деда.

Узнав из статьи о том, что у ахунда, оказывается, есть многочисленная родня не только в Баку, но и в Иране, я была крайне удивлена. А где же они до сих пор были? Почему их не видно здесь ни в праздники, ни в будни? Почему несколько десятилетий могила была заброшена? Почему за столько лет они не смогли сделать своему предку, “выдающемуся ученому-богослову”, надгробие над могилой, а дождались, когда этим займусь я?

После моей настоятельной просьбы шейх уль-ислам Аллахшукюр Пашазаде дал указание о воздвижении инкрустированного из камня надгробия над сровненной с землей (!) могилой Абу-Тураба, а от Азизбековской исполнительной власти поставили небольшой гранитный камень с надписью.

Мы постоянно ходим в эту усыпальницу, заказываем заупокойную молитву — “ясин” и Абу-Турабу, и Гаджи, и моим родителям.

В каждый байрам-ахшамы — под Новруз и на Рамазан — мы посещаем мемориал, ставим “сямяни” и на могилу ахунда, и на могилы своих родных.

Мне довелось встретиться и поговорить с коренным жителем поселка Сананом Бабаевым.

— Я был пацаном, учился в соседней с “Пир-Хасаном” школе

№ 183, — рассказал шейх Санан. — Часто мы, мальчишки, прибегали сюда, здесь еще не было ни каменных плит, ни чьих-то либо надгробий (об этом написано и в книге Абульфаза Гашимоглу Мардакянлы, вышедшей в издательстве “Элм” в 1994 году), обыкновенная земля, заросшая сорняками. Мы не понимали, кто здесь покоится, и играли в прятки, гоняли мяч.

Около мавзолея была мечеть, которую, кстати, построили здесь амираджанцы, но на заре Советской власти ее снесли, а из камней построили школу № 183. Однажды попытались разрушить и мавзолей, но жители Мардакян возмутились. Руководители Азизбековского района, выслушав доводы односельчан, согласились с тем, что мавзолей надо сохранить во что бы то ни стало.

От старожилов и своих предков не раз слышал: если бы не Г.З. Тагиев, Абу-Тураба здесь никогда не похоронили бы. Именно он велел предать земле ахунда в почетном месте “Пир Хасан”, так что оно досталось Абу-Турабу не по наследству и не было отведено властями того периода. Также по рассказам старожилов известно, что могила дочери Абу-Тураба, Зейнаб, находилась за пределами мавзолея.

Будучи в “Пир Хасане”, я встретилась со смотрителем мемориала кербелаи Лятифом:

— Каменные плитки на поросшей травой земле были установлены где-то в 1988 — 1989 гг., т. е.

к моменту открытия бронзового бюста Г.З. Тагиева по распоряжению Азизбековского райкома партии, — сказал он. — Ни у ахунда, ни у Гаджи не было никаких надгробий. Всего этого добилась благодаря своему патриотизму и чувству долга именно Сафия ханум.

Это она обивала пороги Баксовета, Духовного управления мусульман и, наконец, получила разрешение на установление этих каменных “сандыкча”, на которых филигранно высечены строчки из Корана.

И сумела добиться всего этого именно благодаря высочайшему и немеркнущему вот уже свыше столетия авторитету Тагиева.

Летом прошлого года на “Пир Хасане” вовсю шли благоустроительные работы по указанию первого вице-президента ГНКАР

И. Алиева. Когда стало очевидно, что к 1 сентября, т. е. ко дню памяти Гаджи, работы, вероятнее всего, не завершатся, Ильхам муаллим, великое наше спасибо ему от всех мардакянцев, тут же распорядился, чтобы еще одна большая группа рабочих подоспела сюда на помощь. И мастера уложились в срок!

Действительно, трудно переоценить все то, что оставил в наследие своему народу Г.З. Тагиев. Нельзя не согласиться и с Э. Ахундовой, когда она говорит о том, что “жители республики, приходящие поклониться праху выдающегося сына азербайджанского народа Г.З. Тагиева, откроют для себя имя и другого, не менее выдающегося соотечественника — А.Г.М. Абу-Тураба”. Но если поставить на символические чаши весов деяния Тагиева и Абу-Тураба, несомненно, “чаша Тагиева” намного перевесит.

— Я внимательно прочитал статью Э. Ахундовой в газете “Гюнай”, — говорит правнук Тагиева Тофик Абдуллаев. — Хотел бы заметить, что знаю ее с того дня, как она позвонила нам по поводу интервью мамы для ее журнала. Ее корреспондент Светлана Турьялай была у нас, беседовала с нами. Но больше мы с Ахундовой не виделись и не беседовали. И вдруг статья в “Гюнае”. Как можно было, не встретившись с нами или местными жителями, обвинять нашу семью в вандализме. В статье есть такие строки: “Представители Фонда им. Тагиева поступили с исторической памятью о выдающемся ученом-богослове Мирза Абу-Турабе столь же жестоко и беcцеремонно...”

Во-первых, фонд, созданный моей матерью, называется Фондом им. Сары Тагиевой, и так он зарегистрирован в Минюсте.

Во-вторых, благоустройством “Пир Хасана” занимались до нашего возвращения из Ашхабада в Баку, т. е. до 1990 года, и до нашего окончательного переезда на мардакянскую дачу. Когда мы впервые посетили “Пир Хасан”, то увидели, что земля здесь уже была выложена каменной плиткой, а не залита бетоном. Слава о Г.З. Тагиеве шагнула далеко за пределы его Родины, еще при его жизни! Не будь моего прадеда, возможно, имя Абу-Тураба вообще кануло бы в Лету. Удивляет и то, что все претензии адресуются к моей матери — 85-летней дочери репрессированного, испытавшей все тяготы жизни в изгнании пенсионерке, страдающей диабетом и гипертонией. Как-то все это некрасиво получается....

Память о каждом нашем соотечественнике, внесшем свой вклад в национальную историю, должна быть нам дорога одинаково. И негоже в угоду одному человеку принижать другого, тем более что при жизни отношения между ними были самые дружественные и уважительные.

Ругия АЛИЕВА.


<-- назад  •  на главную -->>