• Роман тысячелетия "Нет мира в садах тучных"	Медина ГАСАНОВА

(Начало в №№ 10, 11, 14, 15, 17, 19, 21, 23, 26, 30, 31, 36, 37, 40, 42 за 2001 год, 2, 3, 6, 8, 10, 14, 16, 18, 21, 23, 26, 31, за 2002 год)

* * *

Зулейха заплетала в косы крупные, с янтарно-желтой шелухой головки хорошо уродившегося лука, чтобы развесить их на зиму в чулане, когда на пороге недавно отстроенного Мухтаром сарая появилась Мелек.

— Бог в помощь, соседка, да не знать твоим рукам усталости, — тихо сказала она, виновато отводя взгляд в сторону.

— Спасибо, дорогая, проходи, садись, — ответила Зулейха, в душе не очень-то радуясь приходу Мелек.

— Что-то ты забыла меня, не захаживаешь больше в наш дом, — почти шепотом произнесла гостья, суетливо поправляя головной платок.

— Дел вон сколько, до дождей надо управиться, а из девчат, сама знаешь, какие помощницы, один ветер у них в голове. Скорее бы осенние свадьбы начались, авось приглядятся нашим парням, тогда, может, и посерьезнее станут.

Беседуя с Мелек, Зулейха продолжала начатое дело, не желая откладывать его на потом, еще и потому, что вопреки всем законам гостеприимства ей не хотелось принимать в своем доме человека, с которым совсем недавно она стремилась породниться.

Мелек глубоко вздохнула и вдруг тихо, по-бабьи заплакала.

— Случилось что? — равнодушно спросила Зулейха, опасаясь, как бы соседка вдруг не вздумала напомнить ей об их тайном уговоре поженить Магомеда и Марал.

После того как Сейрана специально заглянула к молла Гамиду и как бы между прочим сказала собравшимся у него деревенским женщинам: «Не волнуйтесь, я видела дочь Дадаша в районной больнице. У нее чуть было ни случился трехмесячный выкидыш, да Вагиф вовремя позаботился», ей вообще не хотелось разговаривать с Мелек»».

«Могла бы и сама раскрыть мне позорные тайны своей семьи, когда я, как последняя дура, просила у нее руки Марал. Неужели она собиралась обвести меня вокруг пальца?!» — невольно подумала Зулейха, осуждающе глядя на Мелек.

Та, не выдержав сурового взгляда, растерялась и стала торопливо рассказывать о внезапно развившейся желудочной болезни у Марал, но, когда поняла, что Зулейха все знает, вновь зарыдала, не вытирая слез, бегущих точно ручьи в весенний паводок. И в сердце Зулейхи вдруг проснулась жалость.

«Пусть облегчит душу, бедняжка», — подумала она, вставая с паласа, чтобы принести поднос с чайными принадлежностями. В какое-то мгновение перед ее глазами встала собственная дочь-непоседа. Нет, Зулейха и не думала о том, что Натаван может преподнести ей подобный сюрприз, не такое воспитание получила ее девочка, она решила просто посочувствовать горю женщины-матери.

Чтобы хоть как-то отвлечь несчастную Мелек от дурных мыслей, Зулейха положила перед соседкой деревянную чашку и молоточек для колки сахара, а сама принялась заваривать свежий чай. Если в Карагадже принимали гостей, то подавали им только свежезаваренный чай мехмери.

— Ты уж меня прости, Зулейха, — сказала наконец Мелек, покалывая крупный пиленый сахар, — но я пришла вернуть тебе кольцо, платок и пеньюар... Мне так хотелось видеть свою дочь в вашем уважаемом доме, но, наверное, не судьба. Мою Марал сосватал сам Вагиф. Кто бы мог подумать, что так все обернется? Через две недели свадьбу решили сыграть. Агджаханум с родней вчера уже были в нашем доме, обо всем уговорились... Ты только не держи на меня зла. Сейчас не все от нас зависит, как в старые добрые времена. Я своего Дадаша мельком на свадьбе видела, и никто моего мнения не спрашивал, когда меня за тетиного сына замуж выдавали.

Зулейха кивала головой, слушая Мелек, и дивилась тому, как неожиданно складываются события в ее родной деревне. По обычаям предков, раньше года после чьей-либо смерти здесь никто никаких торжеств не справлял. Видно, верно Сейрана сказала, обстоятельства вынуждают торопиться. Вспомнив об этом, Зулейха стала каменной и холодно проговорила:

— А зачем мне на тебя злиться? У меня-то сын. Не Марал, так другая девушка за него с радостью пойдет. Их, хвала Всевышнему, вон сколько в невестах томится. Одна краше другой. Только пальцем помани. Сама знаешь, с мужчин не убудет, на них и пятен позора не видно, хоть с десятью погуляют, а вот девчонке достаточно просто пройтись рядом с каким-нибудь парнем — и уже дурная молва бежит впереди нее, сплетни, домыслы, грязь, которую не всегда отмоешь... Меня это, в общем-то, не волнует. Твоя дочь — твои заботы. Только вот как сложится судьба бедной учительницы? Ведь вся наша деревня говорила о их любви с Вагифом, из-за которой расстроилась его помолвка с Дильшад. Слышала, что он до того голову от любви потерял, что даже умыкнуть ее собирался. Не хорошо как-то получилось...

Зулейха говорила свободно лишь потому, что ни Мухтара, ни Магомеда в эту минуту в доме не было. Они собрались с другими мужчинами Карагаджа у Джамаледдина обсуждать очень важную проблему — как поступить с молла Гамидом, который, несмотря на скандалы и угрозы, продолжал тайком от мужей, братьев и отцов собирать в своем доме деревенских женщин. Знай она, что Магомед вернулся раньше других и бесстыдно подслушивал, стоя под верандой, весь их разговор, попридержала бы свой язык.

— Но ведь Агджаханум не дала своего согласия на этот брак, — глухо сказала Мелек.

— Ну, если бы Лейла, как и Марал, оступилась бы и в связи с этим ждала прибавления, думаю, Агджа не стала бы отпираться, — резко ответила Зулейха, давая соседке понять, что ей все известно.

Мелек низко опустила голову и снова тихо завыла, теребя мокрые концы новенького платка. Она не могла найти слов, которые помогли бы ей защитить дочь. Дочь, которую растила в строгости. Марал редко появлялась на карагаджских свадьбах, никогда не бывала вместе с другими девчатами на уборке хлопка, где обычно встречались и знакомились молодые карагаджцы. Где и когда эта девчонка виделась с Вагифом, бедная Мелек не знала.

— Благодари Всевышнего за то, что этот парень не отвернулся от твоей дочери. Либо он такой совестливый, либо что-то большее его обязывает поступить именно так. Оно и понятно, на юриста человек учится, хочет все по справедливости решить... Главное, что он не бросил твою дочь в беде, а больше мне тебе сказать нечего, — этими словами молчаливая по характеру Зулейха подвела черту под их разговором и поднялась во весь рост, давая Мелек понять, что ей пора уходить.

Молча кивнув головой, та аккуратно положила на пол возле себя завернутые в алый атлас подношения Зулейхи и легко поднялась с пола.

— Точно тяжелый груз с плеч, — бросила Мелек через плечо, спускаясь по крутым лестницам во двор.

— Иди, иди, — глухо прошептала ей вдогонку Зулейха, оскорбленная в самых лучших своих чувствах.

Ей было тревожно за то, что первое сватовство любимого сына оказалось таким неудачным, как бы оно не наложило свой недобрый отпечаток на его судьбу. Этого Зулейха себе никогда не простит.

— Так значит Вагиф больше не жених Лейлы? Слава всем добрым силам, которые свершили это чудо! — неожиданно раздалось за ее спиной, и, застигнутая врасплох, женщина резко обернулась.

Сияющее от радости лицо любимого сына говорило о многом.

— Даже думать не смей, зачем тебе чужие остатки?! Вон у бригадира две дочки на выданье, точно царских кровей. И собой хороши, и хозяйственные, и никто еще их имен ни по какому поводу в деревне и ее окрестностях не склонял, — закричала вне себя уязвленная женщина.

— А кому нужны, мама, эти куклы американские? Ни живые ни мертвые, вообще никакие, — мягко ответил Магомед, нежно обнимая Зулейху за хрупкие плечи. — С ними не о чем говорить, они уже сейчас похожи на твоих наседок. А Лейле здесь просто завидуют, потому и в покое не оставляют. Красивее нее в нашей деревне девушки нет, и даже если бы была, мне нужна только она.

Зулейха испуганно приложила руку ко лбу сына, укоризненно покачала головой и, тяжело вздохнув, сказала свое веское слово:

— Не будет, сынок, тебе с нею счастья. Не нашего поля она ягодка, не унижайся перед ней.

— А разве любовь может унизить человека. Я сгораю в огне, как Керем, влюбленный в Асли, мечтаю стать платком, которым она вытирает свое лицо, ручкой которую она держит в своей руке, воздухом, которым она дышит. И ты можешь с этим что-то поделать, мама?

Зулейха, хватая воздух ртом, усиленно мотала головой, тем самым пытаясь выразить свое полное несогласие с сыном.

— Разговаривай с отцом, — наконец выговорила она и, схватившись за сердце, прошла в свою комнату.

Магомед крикнул Натаван, чтобы та срочно принесла для матери мятных капель, хотя впервые в жизни он позволил себе не поверить тому, что сердечный приступ серьезен. Скорее всего он из серии тех розыгрышей, к которым Зулейха периодически прибегала, когда хотела взять верх над упрямцем сыном. Но даже если это действительно сердечный приступ, от своего он все равно не отступит.

* * *

Алиш глядел на плавающую в жирном бульоне кюфту и нахваливал кулинарные способности Бирджагыз.

— Какие специи ты кладешь в мясо? Оно нежное и вкусное, как шоколад, — говорил он, звучно облизывая пальцы рук, которыми ел вкусный бозбаш.

— Корицу, тмин, сары кек, сушеную алчу, — довольно улыбаясь, говорила Бирджагыз.

Ей было приятно наблюдать за тем, как трапезничает любимый ею человек, а готовить для него, оказалось, прелесть особая. Никогда она не думала о том, что сварить бозбаш для дочери и для Алиша — это совершенно разные вещи.

— Я уже сказала Балабегим, что ты сделал мне предложение, — осторожно начала разговор Бирджагыз, внимательно изучая реакцию Алиша на свои слова.

Ложка, стремительно несущаяся к его рту, вдруг замерла на полпути. Алиш скосил взгляд в сторону сидевшей у очага Бирджагыз.

Она с нетерпением ждала ответа, и затянувшееся молчание пугало ее.

— Самое интересное, что я даже не знаю, у кого просить твоей руки, — засмеялся вдруг Алиш, — может, у твоих дочерей?

— Почему? — обиделась Бирджагыз. — Мой отец жив. Если он может решать судьбу сводной дочери Сумы, то почему бы ему не позаботиться о родной?

Алиш вытер тыльной стороной руки усы, запачканные янтарным жиром, и усмехнулся:

— Дело говоришь, ей-богу, дело. Завтра же схожу к старику и не один, возьму-ка я с собой Джамаледдина и Мухтара для солидности. Как думаешь?

— Хорошо, — с гордостью в голосе ответила Бирджагыз. — Жаль Саттар ушел в мир иной, можно Замана пригласить.

Теперь она была спокойна. Ее жизнь входила в новое русло, и Бирджагыз в душе радовалась этому.

— Послушай, родная, а тебе, случайно, не знаком некий Феодор? Мне кажется, что бедняга Гадир от такой жизни умом тронулся. Весь вечер он мне говорил о каком-то Феодоре, который сидел с ним на пне и предупредил его о каких-то семи бедах, якобы стучащихся в наши двери. Ерунда какая-то. По-моему, он принял за таинственного предсказателя столяра из Покровки. А?

Бирджагыз задумалась, вспомнив свою встречу с Гадиром.

— А ты знаешь, он действительно искал какого-то русского мужика и, пожалуй, тогда был очень похож на человека, потерявшего основную нить своих мыслей. А что если это он срубил старый карагач и теперь его мучают угрызения совести? — сказала вдруг она. — Не могло же такое могучее дерево само повалиться на голову бедному Дадашу. Может, они просто хотели досадить ему, а вышло иначе...

Алиш от неожиданности выронил ложку из рук. Упав в кясу, она расколола китайский фарфор на две равные части.

— Послушай, если мне не изменяет память, наши аксакалы поручили Вагифу выяснить, чьих рук это грязное дело, а он день походил по деревне, задал пару каких-то несерьезных вопросов и как-то все очень быстро замял...

— Вахсей! Что ты хочешь этим сказать? — едва дыша проговорила Бирджагыз.

— А то, что, по-моему, семья Гадира тут ни при чем, — задумчиво сказал Алиш. — Да, нет у них в доме мира. Что ни день — то война. В общем-то, Сельми никогда особенно Гадира не любила, но уважала как мужа. Эти люди просто не способны лишить кого-то жизни. Бедный Гадир все время бредит какой-то пилой, которая якобы бесследно исчезла. Я тоже раньше думал, что просто для отвода глаз. А теперь понял, что он прав. Эта пила — орудие убийства. Тот, кто ее выкрал и совершил преступление, а потом куда-то забросил эту пилу, чтобы упрятать концы в воду... Не нравится мне все это...

(Продолжение следует)