ВЫШКА № 52 от 27 декабря 2002 года
<<-- назад  •  на главную -->>

• Мужчины и время

МАРАТ ИБРАГИМОВ:

«ЗРИТЕЛИ ТЕПЕРЬ
ТЯНУТСЯ К НАМ
САМИ»

 

 

Уже и припомнить сложно, сколько раз мы беседовали по текущим вопросам дня с директором Русского драматического театра имени С. Вургуна. Но вот так фундаментально, пожалуй, впервые. Благо, и повод появился поздравить: 21 ноября Марату Фаррух оглу Ибрагимову исполнилось 50 лет. В кабинет заглядывали сотрудники, с монитора на столе доносились звуки репетиции, а разговор наш продолжался. И, конечно, не все его фрагменты нашли отражение в тексте. Возможно, некоторые вопросы прозвучали достаточно остро и не совсем в унисон с юбилеем, но собеседник предупредил меня, что готов ответить на любые из них.

 

— А вы помните, Марат Фаррухович, когда и на каком спектакле вы впервые побывали в ныне руководимом вами театре?

— Очень давно. И скажу откровенно: у меня та постановка не вызвала восторга. Из последующих посещений ярче других мне запом-

нилась долго не сходившая со сцены комедия 70-х годов «С легким паром!» Причем бакинская постановка запомнилась даже больше, чем снятый на основе пьесы известный кинофильм.

— В кино, кстати, сейчас редко кто бывает, кинопрокат вам уже не соперник, а вот телеэкран постоянно и ощутимо вторгается в нашу жизнь. И стоит ли удивляться тому, что потенциальный ваш зритель предпочтет иной спектакль посмотреть не в театральном, а в домашнем кресле.

— Разве можно чем-то заменить атмосферу театра, живое, непосредственное соприкосновение с тем, что свершается на сцене? Телеверсия спектакля — это вообще из другой области искусства. И уж совсем немногие можно выделить работы в этой сфере, ставшие событием. Процесс прямого общения с театром аналогов не имеет.

— В театре, говорят, даже знакомятся — я имею в виду прежде всего молодежь.

— А почему бы и нет? Нужно только радоваться тому, что это происходит именно в стенах театра.

— Так, может быть, и у вас самого это произошло подобным образом?

— Нет, по-другому, хотя и в моей «love story» не обошлось без воздействия искусства, правда, музыкального: с будущей супругой Лейлой мы учились вместе в Азгосконсерватории (ныне Музакадемии), и я женился, еще будучи третьекурсником.

А близко познакомились мы на дне рождения нашего педагога Урфана Алиевича Халилова, позже ставшего проректором.

— В вашей семье ведь, кажется, музыке отдали дань едва ли не все поколения?

— Получается так. Хотя должен сказать, что Фаррух Аббасович, мой отец, был главным механиком приборостроительного завода в Кировабаде (ныне — Гяндже), откуда мы родом, а сын Рустам сейчас учится на медика. Зато мама — Зиньят ханум — выпускница той же консерватории по классу знаменитого Шароева в пору ректорства Узеира Гаджибекова, который собирал вокруг себя одаренную молодежь. Затем она была направлена в родной город уже в качестве директора музучилища. По родительским стопам пошла и наша дочь Эльнара, ныне преподающая в музыкальной школе имени Бюльбюля. И вполне возможно, что поддержит семейные традиции моя внучка Назрин: ей пошел только 4-й год, но способности уже обнаруживаются.

— Ну, а вы-то, по сути, давно отказались от карьеры пианиста?

— Казалось, что мой музыкальный выбор, определенный самой судьбой, безоговорочен. Тем более, что уже в 15 лет, в период учебы в музучилище, я стал работать концертмейстером, а в пору студенчества в Баку преподавал в 4-й музшколе, директору которой — Алексею Михайловичу Владимирову — как наставнику очень многим обязан. Уже с вузовским дипломом, отслужив в армии, получил предложение от заведующей отделом культуры Бакгорисполкома Сары Дадашевны Сеидовой — стать инспектором по клубам. Потом открылся Научно-методический центр народного творчества и культпросветработы, в рамках которого я постоянно участвовал в проведении крупных мероприятий, таких, к примеру, как фестиваль «Золотая осень». Затем довелось поработать художественным руководителем «Азконцерта», начальником Главного управления по делам искусств Министерства культуры, директором Театра кукол. Словом, времени усесться за инструмент зачастую уже просто не хватало.

— И вот после многих лет общения с бесчисленными представителями профессионального и самодеятельного искусства вы приходите в Русский драмтеатр.

— Да, лет десять тому назад мы оказались перед фактом: у нас не было ни зрителей, ни кадров, с которыми можно было работать. И поскольку лишь несколько человек были истинными профессионалами, театр пригласил ряд молодых актеров. Публика, увы, привыкла к откровенно скучноватым постановкам, даже если те основывались на классике. Выйти за границы подцензурной драматургии было практически невозможно. И в этом смысле тогда все было предельно четко — достаточно было написать заявку на любой «санкционированный» спектакль, как ее, разумеется, удовлетворяли. И все. Но зритель-то не шел, его надо было привлечь чем-то интересным. Именно тогда мы и решили писать сами, благо, что определенные наработки уже имелись, ну хотя бы те же театральные капустники. Сегодня бакинцы приходят в Русский драмтеатр с удовольствием не только на созданные «от и до» в нашем коллективе постановки «Безумный день...», «Все звезды», «На бис» и др., в которых мы как бы позволяли себе «повалять дурака». Самодеятельные шоу? Да если внимательнейшим образом проследить за той же работой «Все звезды», то обнаружится, что это высокопрофессиональная постановка, причем второй выпуск, на мой взгляд, сделан еще более классно. Но, главное, не забудьте, что параллельно в театре ставятся и посещаются спектакли по Шекспиру, Лопе де Вега, Мольеру. И я уверен, что зритель обязательно придет на только что поставленную чеховскую «Чайку». Ведь это так важно, когда посещение театра не организовано искусственным образом, а люди тянутся сюда сами.

— А вам самому какие из ваших спектаклей особенно нравятся?

— Очень люблю «Безумный день...», «Мнимого больного», «Хитроумную влюбленную», «Визиря Ленкоранского ханства». Даже не знаю, за что люблю. И, между прочим, возвращаясь к теме предыдущего вопроса: в том же «Мнимом больном» Мольера при всей условности антуража XVII века, не правда ли, есть что-то от капустника?

— В театре, как известно, два определяющих его жизнь и деятельность человека: директор и главный режиссер. Один как бы призван дополнять другого. Скажите, Марат Фаррухович, бывают ли между вами, и часто ли, разногласия?

— Ничто человеческое нам не чуждо. Мы заключили с Александром Яковлевичем Шаровским негласный договор, констатирующий, что первых в театре нет. На первом месте — дело. Споры, конечно, бывают. И спорим, и ругаемся. Но если одна сторона доказывает, что ее версия предпочтительнее, — другая ее обязательно принимает.

— Есть ли у директора явные предпочтения в труппе?

— У меня вообще нет такого понятия — любимчик. Мое отношение опять же определяется делом. Пока человек растет, он мне интересен. Перестает расти или довольствуется старой славой — я к нему охладеваю. Особенный пиетет я вообще испытываю к тем, кто делает то, что я не могу и чему никогда не научусь. Таких, кто постоянно работает над собой, совершенствуется, добивается результата, в нашем театре немало. Я уважаю наших «стариков». Ну, а практически вся молодежь представляется мне нестандартной — ребята постоянно меня удивляют. И, честно говоря, я всех их люблю.

— О новых работах Русского драмтеатра пишут регулярно, в основном доброжелательно. А как вообще реагируют в театре на выступления прессы?

— Статьи о нас ксерокопируются и вывешиваются на стене. Конечно, обмениваемся мнениями. Бывает, что кого-то приходится и успокаивать. В целом же на прессу нам грех жаловаться.

— Не испытываете ли вы давления «сверху»?

— Мы свободны в своем творческом выборе, в своих решениях. Причем по каждой позиции всегда располагаем аргументами. Но если в наш адрес порой и звучит недовольство, то мы, безусловно, прислушиваемся к высказанным замечаниям.

— Процессы, происходящие на всем постсоветском пространстве, не могли не коснуться и Русского драмтеатра, что отразилось, прежде всего, на зрительском составе. Не случится ли так, что через многие годы театр станет дву-, а то и трехъязычным (если учесть нарастающую популярность, к примеру, английского языка)?

— На встрече директоров русскоязычных театров СНГ, в которой мне довелось участвовать, руководитель молдавского театра поделился тем, как они играют на двух языках, и мне сразу все стало ясно: у нас это бесперспективно. В связи с тем, что Россия — наш ближайший сосед, с которым у Азербайджана связаны многие интересы, я полагаю, что, по крайней мере, в этом веке подобной проблемы не возникнет. И вот тут-то и нужны такие политики, как Гейдар Алиев, ратующие за продолжение и развитие дружеских и деловых связей двух наших народов и в этом плане отдающие дань роли русского языка.

— Хотелось бы услышать и о том, каким вам видится ближайшее будущее театра.

— Мы определяем его, ориентируясь на простые реалии. Если в театральных планах существует твердая очередь из хотя бы пяти пьес, то ближайшая перспектива обеспечена.

— А если порой дела не складываются так, как хотелось бы? Бывает ли вам не по себе?

— Вы знаете, когда вдруг становится тоскливо, я сажаю в машину жену и мы едем во Дворец Ширваншахов. Там мы медленно бродим по дорогим для каждого из нас старинным местам, лишенным, между тем, элементарных благ сегодняшней цивилизации, и я как бы вскользь замечаю: «Господи, да нам-то теперь на жизнь просто грех жаловаться!»

— Что ж, позвольте, Марат Фаррухович, от имени сотрудников «Вышки», бессменных и очень частых зрителей Русского драмтеатра, поздравить вас с пятидесятилетием, а весь коллектив театра — с наступающим Новым годом.

— Благодарю вас. Рассчитываю и в дальнейшем постоянно видеть вышкинцев в нашем зале. И, кстати, если успеем, то, возможно, к 75-летию «Вышки» мы пригласим вас на очередную премьеру, рассказывающую о нефтяном буме...

— Спасибо за беседу. Ее вел

Р. МИРКИН.


<-- назад  •  на главную -->>