• Роман тысячелетия "Нет мира в садах тучных"	Медина ГАСАНОВА

(Начало в №№ 10, 11, 14, 15, 17, 19, 21, 23, 26, 30, 31, 36, 37, 40, 42 за 2001 год,
2, 3, 6, 8, 10, 14, 16, 18, 21, 23, 26, 31, 33, 37,40,46,50,51 за 2002 год,
4, 5 , 7 , 17, 20 , 22 , 24 , 27 , 29 , 32 , 34 за 2003 год)

Алиш давно хотел поговорить с детьми о своей предстоящей женитьбе на Бирджагыз, да все не знал, с чего начать беседу. Он вообще никогда не жаловался им на свое одиночество, но сердцем чувствовал, что сыновья не примут в доме чужой женщины вместо матери. Наверное, еще и поэтому всей душой еще сильнее тянулся к Бирджагыз, от которой всегда приятно пахло хворостом, с треском горевшим под очагом. Она и сама по своему характеру напоминала ему этот хворост — хрупкая, а огня много, а уж о треске и говорить нечего. Да, не зря отцы говорили, что запретный плод сладок. «А вдруг после свадьбы острота ощущений пропадет и он пожалеет об утраченной свободе?» — пронзила его неожиданная мысль. То и дело он ставил на чаши воображаемых весов своих детей и любимую женщину и не мог понять, какая из них перетягивала.

— Эх! — с досадой крикнул он и бросил на пыльную проселочную дорогу большую черную кепку, которую носил вместо традиционной папахи.

Промчавшийся мимо грузовик смял ее под своими колесами, испортив товарный вид до такой степени, что Алиш решил не поднимать с земли головной убор. Чуть поодаль грузовик резко затормозил, и из кабины неожиданно ловко выпрыгнула сельская учительница.

— Добрый вечер, Алиш даи! — весело крикнула она, оправляя легкое красивое платьице.

— Добрый, говоришь? — удивился Алиш, внимательно глядя на девушку.

На лице Лейлы не было и тени тревоги. Улыбающаяся, беззаботная, воздушная, как платьице, что было на ней, учительница производила впечатление самого счастливого человека на этой земле.

— Чему радуешься, дочка? — спросил Алиш, приглаживая редкие волосы, потревоженные легким ветром.

— А жизни, — просто ответила девушка и смело зашагала рядом с женихом своей тетушки.

— Да ты хоть в курсе, что тебя вся деревня разыскивает? — осторожно спросил Алиш.

Лейла беззаботно махнула рукой и вдруг зарделась, сама не зная отчего.

— Я уже вполне взрослый и достаточно самостоятельный человек, чтобы за каждым моим шагом следили... — тихо сказала она, до боли закусив нижнюю губу.

— Не мое это, конечно, дело, но говорят, Магомед чуть не убился. Давай-ка, милая, пойдем по другой дороге. Не советовал бы я тебе сегодня проходить мимо дома Масимовых, — сказал Алиш, потянув Лейлу за собой.

Девушка хотя и не подала виду, но эта новость неприятно отозвалась в душе, вызвав большое смятение чувств.

— С лестницы, что ли, упал? — с деланным равнодушием спросила Лейла, пряча от Алиша глаза.

— Да нет, говорят, повесился парень из-за безответной любви. Что только это чувство не творит с людьми. Вот бедный Есенин аж спился насмерть... — искренне сокрушаясь, сказал Алиш, заставив Лейлу от души рассмеяться.

— Где Магомед, а где Есенин, вы тоже сравнили, дядя Алиш, — сказала она, стараясь управлять своими эмоциями.

Чувствуя, что Алиш намекал на безответность с ее стороны, учительница несколько растерялась. Что за деревня такая! Все тайное здесь молниеносно становится явным, и никакого добра от этого ждать не приходится.

Еще утром она твердо решила бросить все и уехать вместе с Ровшаном в город. А в плацкартном вагоне, когда тот, уставший от пешей ходьбы, нервотрепки, связанной с отъездом, и убаюканный мерным стуком колес, уснул, вдруг передумала. Как только поезд остановился на станции, сопровождаемая удивленным взглядом проводницы девушка торопливо спрыгнула прямо на насыпь и направилась в сторону парка, раскинувшегося на правом берегу Куры. Она и не пыталась найти объяснений своим действиям, отгоняя мысли о том, что ответит Ровшану. Этот молодой человек был ей больше чем небезразличен. Лейле нравились его странные ухаживания, ожидание случайных встреч с ним. Его бархатный голос будоражил кровь, а случайные прикосновения били током высокого напряжения. Всякий раз, подавая ему какие-то хрупкие надежды, учительница, сама того не сознавая, еще крепче привязывала Ровшана к себе, оставаясь в то же время свободной, как птица. Она хотела окончательно разобраться со своими чувствами к Вагифу, понять странную любовь Магомеда и только после этого распрощаться с Карагаджем и всеми его жителями, быть может, навсегда. И судьба сама предоставила ей возможность получить ответы на волнующие вопросы. Возле книжного магазина, где Лейла так часто покупала последние новинки, она неожиданно столкнулась с Вагифом. Он шел куда-то такой озабоченный и так стремительно, что сбил девушку с ног, и та, не удержавшись, больно ударилась спиной о массивную железную ручку двери.

Вскрикнув от боли, Лейла невольно заставила прохожего обернуться.

— Ты?! — удивился Вагиф, схватив учительницу за руки. — Не поранилась? С тобой все в порядке?

Он говорил много и быстро, стараясь заглянуть в глаза любимой, но девушка, высвободив руки, бросилась наутек. Вагиф прибавил шагу и схватил ее под локоть.

— Успокойся, люди ведь смотрят, — процедил он сквозь зубы и увлек девушку в находившийся рядом вечно пустующий краеведческий музей. Чувствуя, что их уединение может быть прервано в любую минуту, Вагиф сразу же перешел к делу.

— Марал я не люблю, ведь я же тебе уже говорил об этом, и никогда не любил. Возле пруда, где она в то утро решила утопиться, я оказался совершенно случайно. Вдруг вспомнил сказки наших бабушек о водяном, который живет глубоко на дне. Есть у нас такое поверье: поведаешь ему о своих тревогах — и проблемы решатся сами собой. Когда я подошел к берегу, Марал уже барахталась в воде... Это потом она доверилась мне и рассказала о своей несчастной любви к какому-то дальнему родственнику моллы Гамида, который обманул ее обещаниями жениться и склонил к сожительству.

При этом Лейла подметила, что Вагиф выражался как заправский юрист, не задумываясь над тем, можно ли на столь щепетильные темы говорить с незамужней девицей. Подбадриваемый молчанием Лейлы, будущий защитник прав человека и общественного порядка выложил девушке, как однажды здесь, возле пруда, влюбленных застал врасплох несчастный Дадаш, который искал своих пропавших индюшек. Насмерть перепугавшись, Марал вдруг сообщила, что ждет ребенка, надеясь, что эта новость охладит пыл отца... Парень, не ожидавший такого поворота судьбы, на всякий случай клятвенно пообещал жениться на дочери Дадаша, а потом провалился как сквозь землю...

— Ты, наверное, как и все в деревне, думала, что я давно забыл о смерти Дадаша. Ничего подобного. Я теперь почти все об этом знаю... И про злосчастную пилу, и про бедный карагач, остались только мелочи, штрихи — и все будет ясно как день. Вот тогда я всю цепочку разложу перед вами, и вы поймете, что зря оговаривали меня. Знаешь, чего мне больше всего жаль во всей этой истории?

Лейла отрицательно качнула головой и впервые за все время разговора заглянула в глубокие, черные, как слива, глаза Вагифа. Если бы у боли были очертания, то, наверное, она выглядела бы так, как его глаза в ту минуту.

— Мне очень жаль, что я потерял твое доверие, — сказал между тем Вагиф, и эти слова вылетели из его уст так просто, будто этим признанием он облегчил свою душу...

Занятая своими мыслями, девушка и не заметила, как они подошли к дому Бирджагыз.

— Камни бы попадали на мою глупую голову! — закричала тетушка, увидев приближавшихся к ней Алиша и Лейлу. — Где ты была столько времени? А впрочем, хорошо, что ты в город с женихом не уехала. Магомеду-то совсем плохо, дуралей грязной веревкой счеты с жизнью решил сводить и, по-моему, внес в рану инфекцию. Так что тебе придется его лечить. Ой! Зулейха... Слышала бы ты, как она в твой адрес грозится. У меня аж давление поднялось.

— Знаете, вы чересчур эмоциональные люди, — только и нашла что сказать Лейла. — Оттого что вам здесь, кроме хлопка, нечем больше заниматься, вы придумываете себе всякие оригинальные ситуации, чтобы заполнить ими свободное время. Появись здесь сейчас какой-нибудь другой новый человек — и ему придется пройти через все круги ада, которые вы приготовили мне.

— Может, ты и права, дочка, — мягко сказал Алиш, — мы люди простые, бесхитростные, но разве ж смерть Дадаша тоже придумана нами? Был человек — и нет его... помер и, отсохни мой язык, если я говорю неправду, не своей смертью. Я ведь сам видел наш карагач, под которым навечно остался несчастный Дадаш. Могучее здоровое дерево, оно бы еще не один век стояло. Да и урагана в то утро никакого не было, а ты говоришь, придумываем...

— Верно мой Алиш говорит, — с гордостью отозвалась Бирджагыз, поворачивая разговор в нужное ей русло, — любит тебя Магомед очень сильно. Выходи за него замуж и оставайся в деревне...

— Ну при чем тут, тетушка, твой Магомед. Если у него нет в голове извилин, то это не моя вина! И не смогу я привыкнуть к вашим порядкам, здесь все тайком делать приходится, даже любить. Если по-честному, на виду, оговорят так, что не рад будешь. А по другому я не умею: ни за спиной болтать, ни украдкой любить. Закончу работать и уеду, не останусь!

«Вот она какая, наша сельская учительница, — удивился Алиш, слушая речи Лейлы, — а ведь в чем-то права девчонка, если что не по-нашему, не поздоровится...»

¦

Мелек вытерла пот, бисером выступивший на нежном лице дочери и, осторожно толкнув ее в бок, постаралась разбудить. Девушку сморил сон, она теперь часто ложилась спать в полдень, да, видно, он был настолько беспокойным, что Марал беспрестанно ворочалась на матрасе, бессвязно выкрикивая какие-то слова. Прислушавшись, Мелек уловила имя, не раз повторяемое дочерью во сне.

— Вставай, милая, кто же вместо тебя ночью спать будет, — сказала она нежно, стараясь не испугать ее. — Давай-ка лучше чаю попьем.

Марал открыла глаза, увидев доброе лицо матери, счастливо улыбнулась, одним движением руки откинула легкое одеяло и тихо сказала:

— Чай — это хорошо.

А потом почти полушепотом добавила:

— Ведь тебе совсем непросто приходится, матушка, из-за моей ошибки. Я знаю, только ничего с собой поделать не могу. Люблю его, и все тут. Он ведь только из-за меня сюда и прилетел. Обещает забрать с собой, как только все выяснится.

Марал опешила. Она ведь поверила в то, что ее дочь связала свою судьбу с Вагифом и носит под своим сердцем его ребенка. Да разве только она, вся деревня приняла эту новость за действительность, в противном случае семье бедного Дадаша не поздоровилось бы.

— Да что ты такое говоришь, доченька! — всполошилась Мелек, неосторожным движением опрокинув стакан с горячим чаем прямо на ноги Марал.

Девушка вскрикнула от боли, которую вызвал ожог и которая тут же смешалась с другой, возникшей где-то внизу взбухшего живота. Схватившись за него руками, она закричала, напугав до смерти Мелек, которая заметалась по веранде, не зная, что делать.

Гюльвары, по счастливой случайности проходившая в эту минуту мимо их дома, услышала крики и поспешила на помощь.

— Ничего страшного, — приговаривала она, посыпая место ожога чайной содой, — до свадьбы заживет.

Эти слова, точно игла ткань, пронзили все существо Мелек, нутром понявшей намек односельчанки.

— Это ты от зависти так говоришь, твои две девки на выданье, и никто в их сторону даже не смотрит, — вскипела она.

— А ты-то хоть знаешь, кто на твою посмотрел? — с нескрываемой иронией спросила Гюльвары. — Сейрана на днях еще раз смотрела в свою кясу с водой и рядом с твоей дочерью увидела совсем другого мужчину, причем далеко не из нашего села. Да и Лейле Вагиф признался в том, что никакого отношения к твоей Марал не имеет. Тетки так прижали учительницу, что она им все и рассказала. Как твою дочь некий родственник моллы Гамида обрюхатил, как она от позора в пруду хотела утопиться, и как он решал спасти ее честь. Так что, дорогая, не очень-то свой нос задирай. Мои девчонки хоть и дома сидят, но каждому встречному-поперечному на коленки прыгать не будут.

Такой уж была Гюльвары: если ее интересов никто не задевал — молчала как рыба, а наступали на больную мозоль — говорила правду, не стесняясь в выражениях.

(Продолжение следует)