В пятницу утром сон приснился Меренгюль наикошмарнейший. Будто приходит она в свой родной отдел по глубоким недрам мезозойского периода, а ей там замогильным таким голосом говорят: «Давай, дорогая, пиши заявление об уходе на пенсию по собственному желанию». Там же во сне Меренгюль подсчитала, какие потери понесет её бюджет, и наотрез отказалась рубить сук, на котором сидела больше 30 лет. Когда же генеральный директор объединения отдела, сверкнув точно молниями, огромными глазищами, швырнул на её рабочий стол трудовую книжку с записью: «Уволить за систематический прогул по причине пьянок и неизлечимой алкогольной зависимости», она в ужасе проснулась.
— Как за прогул?! – закричала Меренгюль, вытирая руками холодный пот со лба. – Я даже больничный ни разу за всю трудовую деятельность не брала! А уж спиртного и вовсе ни капли! Да и ни от какого Алкагюли я никогда не зависела…
Сердце так и норовило выпрыгнуть от возмущения из груди, пока Меренгюль не поняла, что это был всего лишь сон. Придя в себя, она стала, как обычно, собираться на работу. Но тут позвонила коллега из самого секретного отдела и по большому секрету сообщила, что накануне уволенный на пенсию Семендер лежит дома с сердечным приступом.
— С чего это вдруг? Он же был здоров, как бык?! Физкультурой занимался в нашем спортивном центре, и медосмотр всегда проходил успешно.
— Ой, не поверишь. Задержался в туалете на лишних пять минут и с ним тут же контракт расторгли!
— А что кто-то с секундомером у дверей стоял?
— Ой, не поверишь! Теперь у нас новая должность в штатном расписании – учётчик рабочего времени.
— Ну и дела… А почему же он дома? Неужели в нашей больнице койки для него не нашлось? – удивилась Меренгюль.
— Эх, дорогая, из больничных списков его вычеркнули за пять дней до того, как отправили на пенсию!
— Да что же это такое? – возмутилась Меренгюль и решила обязательно зайти в свой родной профком.
По этому случаю она привела себя в полную боевую готовность. Подвела зелёным карандашом глаза, от чего они заблестели озорно и кокетливо, как в далёкой юности. Взбила чёлку надо лбом, нанесла на щеки румяна и придирчиво посмотрела на себя в зеркало.
— Прекрасно, – замурлыкала Меренгюль, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону. – Хоть замуж выходи.
— Ну и что же ты не вышла? – вдруг послышалось откуда-то из глубины зеркала.
Меренгюль насторожилась, но не удивилась. Она знала, что в их объединении недавно установлена система наблюдения за сотрудниками, да не простая, а зарубежного производства, и решила, что современные компьютерные технологии позволили руководству расширить круг обозрения вплоть до личной квартиры каждого индивида.
— Ну, знаете, подслушивать на дому это не только верх неприличия, это… это… грубое нарушение прав человека, – сказала Меренгюль, оглядываясь по сторонам.
— А я ещё и подсматриваю, – произнёс теми же леденящими кровь нотками зазеркальный голос.
— Ну, это уже ни в какие ворота не влезает. Я могу на вас в суд подать… международный, кстати, господин Агаев!
— А это ещё кто такой? – удивился голос.
Не знать Расула Мамедовича Агаева, в доме, построенном по лос-анджелесскому проекту, во всех блоках которого жили работники их объединения, показалось Меренгюль слишком уж подозрительным. Она внимательно осмотрела каждый уголок своей однокомнатной квартиры, и, убедившись, что здесь нет ни одной живой, кроме неё, души, вышла в подъезд. Посторонних людей здесь тоже не наблюдалось. Безлюдно было и во дворе. До самой автобусной остановки ей никто не повстречался. Да и кому в такую рань охота было выходить из дома. Ученикам и тем ещё целый час оставался до школы.
Ровно в шесть тридцать утра к автобусной остановке подъезжал ведомственный автобус, произведённый по самым ультра передовым технологиям. Это был приказ-распоряжение самого Агаева: сотрудникам объединения – все новое, лучшее и комфортабельное. Полупустой служебный транспорт оказался пунктуальным и на этот раз. Только, несмотря на то, что дорога была абсолютно свободной, а светофор упорно не переключался с красного на зелёный, автобус, не останавливаясь, как атлантический тайфун Эль-Ниньо, пронёсся мимо Меренгюль.
— Ты что, Багдагюль, не узнал меня? – закричала в растерянности кандидат геолого-минералогических наук ему вслед. – Это же я! Забыл, сколько раз тебе с путёвками в санаторий помогала?!
— Я-то узнал, сестрёнка! И всё пока хорошо помню, – крикнул из окна своей кабины водитель автобуса, постукивая по лысой макушке. – Да вот встроили в эту зверь-машину какой-то особый механизм по стандартам «Джи-Би-Ай», и теперь она сама проезжает мимо тех, кто в списках…
— Недобрый знак, – пробурчал голос где-то возле самого уха, и Меренгюль подумала, что сходит с ума.
«А, может, я ещё не проснулась?», – с надеждой решила бедная женщина и, что есть силы, ущипнула себя за щёку.
— Ай, больно, – вскричала она и тут же вспомнила, что сны, увиденные в пятницу, сбываются.
Поймав такси, она поудобнее устроилась на мягком сидении новенького Daewoo.
— А хочешь, я сделаю так, чтобы тебя назначили генеральным директором вашего объединения? – вдруг вкрадчиво спросил голос. – И вообще, наделю тебя исключительной силой. Возьмёшь власть в свои руки и поувольняешь всех тех, кто испортил тебе, да и другим твоим товарищам настроение.
Судя по тому, что водитель и ухом не повёл, кроме неё этот голос не слышал никто.
«Схожу с ума. Вот дела… Не думала, что под конец жизни стану чокнутой…. Надо было назвать ему адрес психиатрической лечебницы», – невольно подумала Меренгюль и решила взять себя в руки.
— Я ведь не шучу, только скажи «да», и всё образуется.
— Настроение, говоришь… А то, что нашу жизнь перечеркнули одним росчерком пера, это по-твоему ничего?
— Вот и ты одним росчерком повыбрасываешь их всех на улицу!
— Да отстань ты, наконец! – закричала Меренгюль.
И тут водитель резко затормозил.
— А ну выходи! Кому говорю, выходи! Повадились мне. Садятся милые такие бабульки, как ни в чём не бывало, а потом на первом же перекрестке орут: «Отстань!» и полицейского зовут. Я за всю свою жизнь ни к одной женщине не приставал, даже к своей жене! Из-за вас, предприимчивых, я на этой неделе без выручки останусь. И куда только государство наше смотрит! Подняли бы вам пенсии, чтобы рэкетом не занимались. Иди себе пешком!
— А почему это я должна идти пешком? – возмутилась Меренгюль.
— А потому что у меня бензин для тебя закончился! Вот почему! А с виду такая интеллигентная.
Меренгюль хотела было выйти из салона автомобиля, как невидимка вновь заговорил:
— Не торопись!
Тут она увидела, как из точки, которая находилась рядом с ней, в сторону водителя прямо как в фантастических фильмах устремился зигзагообразный пучок голубых светящихся лучей. Водитель дёрнулся пару раз, перекосился как их дом во время землетрясения, три раза отрыгнул точно после чересчур сытного застолья и, положив руки на баранку, дал газу.
«Мистика… просто мистика какая-то… Насмотрелась фильмов по кабельному телевидению и теперь сны от реальности отличить не могу», – в панике подумала Меренгюль и решила пустить всё на самотёк.
Такси остановилось возле самого объединения, в котором она проработала всю свою сознательную жизнь, хотя адреса Меренгюль не называла. Водитель услужливо выбежал на улицу и, галантно открыв дверцу, поцеловал ей ручку. Когда же активистка профсоюзного движения попыталась вытащить 5 манатов из кошелька, он наотрез отказался от платы за проезд и пожелал Меренгюль удачи во всех её делах.
Сафар киши, стоявший у проходной и ещё вчера не пропустивший за порог Газанфар муаллима, проработавшего здесь почти пол века, раскланялся ей в пояс, и новеньким веником очистил, приобретенную для большого начальства, ковровую дорожку японо-китайского производства. Меренгюль была против такой дорогой покупки для администрации управления и долго, но безуспешно боролась за то, чтобы эти дорожки передали в семейное общежитие объединения для простых рабочих.
Вспомнив об этом, она, прижавшись всем телом к стене, упрямо обошла стороной произведение международного коврового искусства и двинулась в сторону профкома, горя желанием восстановить справедливость. Встретившаяся ей по пути секретарша генерального директора Ниса, которую за глаза все называли Несушкой, тоненьким голоском доложила, что все накануне уволенные пенсионеры с почестями – огромными букетами свежепривезённых из Голландии тюльпанов и ценными подарками, возвращены на свои прежние рабочие места.
— Семендера киши отправили на лечение в Германию за счёт объединения. Газанфару муаллиму за долгую безупречную службу мы подарили новенькие «Жигули» и права, так что теперь по утрам он не будет страдать от давки в автобусе.
— А как же Лейла ханум? – всё ещё не веря своим глазам, спросила Меренгюль.
— Лейле ханум мы по её просьбе подарили женские часы от Сваровского с сапфирами и бриллиантами и подготовили назначение на должность заведующей лабораторией, в которой она около 40 лет проработала старшей лаборанткой. Все приказы у вас на столе.
Что-то несколько раз подчеркнув в своём блокноте, Ниса чётко сказала:
— Не забудьте, сегодня вы выступаете с речью на заседании парламента. Мы всем коллективом объединения уже ознакомились с проектом речи и полностью на вашей стороне. «Представители старшего поколения – это сокровищница кадров», – очень сильно сказано. Лучше не придумаешь.
При этом Ниса громко и одобрительно захлопала в ладоши. Через секунду вокруг Меренгюль собрались все ранее уволенные сотрудники объединения. Они вытирали слезы радости и громко хлопали в ладоши прямо как в американских фильмах с хеппи эндом.
«Я не могу выступать в парламенте!», – хотела было сказать Меренгюль, но космические силы приказали ей молча кивнуть головой и важно пройти в кабинет генерального. Она осмотрелась и тут же заметила, что на рабочем столе больше не стоят фотографии членов многочисленного семейства Агаевых, работавших на всех участках объединения, и с удовольствием подписала приказы об увольнении нерадивых сотрудников. С невиданным рвением она восстановила грубо попранные права своих коллег. В самый разгар этой процедуры раздался требовательный стук в дверь и на пороге появился сам Агаев.
— Я буду жаловаться в Москву! Ой, нет, в Гаагу! – закричал он с порога.
— Бери выше, – раздался в воздухе всё тот же металлический голос. – И приводи веские доводы.
Агаев оглянулся, но никого кроме Меренгюль, в своем бывшем кабинете не увидел.
— Вы что издеваетесь надо мной? – гневно спросил он и пошёл с кулаками на женщину.
Но тут перед ним невесть откуда возникло некое подобие человека, лицом очень похожее на Семендер муаллима, ставшего первой жертвой повальных увольнений.
— Прекратите этот маскарад! – завизжал, выходя из себя, Агаев, – Вон из моего кабинета! Вон из моей жизни.
Инопланетянин нажал на какие-то кнопки, которые вдруг появились на его правой руке. Через секунду сквозь форточку в кабинет влетела миниатюрная тарелка.
— Времени у меня осталось, как вы здесь говорите, всего ничего, – сказал пришелец, – и поскольку мне не удалось изучить особенности характера этого типа руководителя, я забираю Агаева с собой, на звезду Айдабаран. Да, и ещё один вопрос, который остался для меня неясным: скажите, Меренгюль, почему вы всё-таки не вышли замуж?
— Ой, – мечтательно ответила новый генеральный директор объединения, депутат парламента Меренгюль Галибова, – потому что не встретила такого решительного и правильного мужчину, как вы…

Медина ГАСАНОВА.