Сорок лет тому назад, в далеком уже 1983-м году, мною было написано стихотворение «Ичери-шехер», посвящённое историческому жилому кварталу в Баку, этому музею под открытым небом, которое появилось тогда на страницах республиканской газеты «Молодёжь Азербайджана»:

«Здесь, словно в мире далеком, неведомом,
Сжато пространство, а время замедленно.
Как на макете, узки, до нелепости,
Улочки Крепости, улочки Крепости.
Вы мне знакомы и дороги смолоду –
Первые ноты симфонии города.
Счастье ручьев – становиться истоками,
Улиц – вливаться в проспекты широкие.
Век в горизонт упирается трассами
И новостроек высоких каркасами.
Только за старой стеною зубчатою
Улочки скрыты, покоем объятые.
Крепость – ей вечность судьбою отмерена –
Волны столетий качают размеренно.
Кружатся птицы, как добрые спутники,
Над колыбелью столицы республики».

По улочкам этим – Большой и Малой Крепостной, в первую очередь, бродил я не раз в своей юности. Бродил, и мне казалось: стоит свернуть в переулок, и окажусь в каком-нибудь далеком столетии, причём, не мысленно, а физически, легко и просто преодолев незримый, но реально существующий (во что я готов был поверить), «коридор времени». Эти прогулки дарили мне творческое вдохновение. Не обладая даром художника, я старался рисовать пейзажи Ичери-шехер словами, создавая поэтические его образы. Оказавшись, волей судьбы, в Израиле, на земле далёких предков, я сохранил память о городе, где родился и вырос, в своём сердце, и о древней бакинской Крепости – не в последнюю очередь. Её картины всплывали и продолжают всплывать перед взором, когда я брожу по Старому городу в Иерусалиме и по старому Яффо, где улочки, в отличие от современных магистралей, тоже тянутся не в будущее, а ведут в прошлое. Освежить свои воспоминания я сумел, когда несколько лет назад, более чем через четверть века, снова приехал в Баку, и опять отправился туда, где спрессованы столетия, и где, с высоты Девичьей Башни – Гыз Галасы, можно, восхищаясь, видеть, как изменился родной город, как прекрасен он сегодня. В тот свой приезд, я побывал в Музее миниатюрной книги, заглянул в художественные и ремесленные мастерские, обосновавшиеся в Ичери-шехер, и даже, на том же самом месте, причём с первого дубля, чего не удавалось, как известно, знаменитому актёру, снимавшемуся в кинокомедии «Бриллиантовая рука», повторил эпизод с возгласом: «Шьёрт побери!». Ну, и вкусил (как же, без этого!) кутабы с зеленью. Я их просто обожаю! Некоторые из философов склонны утверждать: «Время не движется, оно стоит на месте, а проходим мы». Тот особый мир, в котором оказываешься, входя в крепостные ворота, заставляет задуматься: а что, если это, и действительно, так?

Чувств моих глубину как, скажите, вместить мне в строку?
Я в Израиль уехал, но будто остался в Баку.
И по Старому Яффо брожу я неспешно порой,
Как за древней бакинской зубчатой стеной крепостной.
И каспийские волны ложатся на хайфский песок,
Словно ластится преданный пёс мой, как в детстве, у ног.
Снова ветер бакинский уносит клубящийся дым,
Веет он в Ашкелоне, и пальмы причесаны им.
То же небо и солнце, и та же дорожная пыль,
Сны мои оживают и вмиг превращаются в быль.
Были слезы, и был Сабунчинский вокзал…
Но всё кажется мне: никуда я и не уезжал.

* * *

Приснился мне сегодня добрый сон:
Как в солнечном далеком детстве, снова
Сажусь я на бакинский фаэтон,
И лошади везти меня готовы.
Хозяин их усат, седоволос,
Высокая папаха – просто чудо.
Мне фаэтонщик задаёт вопрос:
«Куда поедем?» – Размышлять не буду.
Я не был так давно в родном Баку,
Но каждый переулок помню всё же.
И разогнать щемящую тоску
Под мерный стук копыт смогу, быть может.
Хочу я в дворик старый заглянуть,
Где разводили голубей на крыше,
И детства аромат на миг вдохнуть,
Ребят дворовых голоса услышать.
Туда потом поедем мы, где тишь,
И где печаль над кладбищем витает.
По бабушке и дедушке кадиш*
Прочту негромко, свечи зажигая.
Я слышу, фаэтонщик, сердца зов,
И вот о чем прошу: дорогой краткой,
Туда, где встретил первую любовь,
Пусть отвезут меня твои лошадки.
А после, в продолжение пути,
Ещё одно желание большое:
В ворота древней Крепости войти,
И прикоснуться к вечности рукою.
Ну, и конечно, выйду на бульвар,
Где волны днём и ночью спорят с сушей.
Изведал в жизни много разных чар,
Мне чары моря исцеляют душу.
Но виденье моё прервал рассвет,
И проследить успел я удивленно,
Как в небесах высоких тает след
Крылатых лошадей и фаэтона.
Когда бы мог взлететь вдогонку ввысь,
Уплыть туда, в покинутые дали…
Вам снилась сны, которые сбылись?
А меня случалось, что сбывались.

ИЗ БАКУ УШЛИ ТРАМВАИ

В годы странствий и скитаний
Нас ветра воспоминаний
Переносят в дальние края,
Где так молоды мы были,
Где мечты нас окрылили.
Ничего не позабыли ты и я.
Виды города родного
Возвращают сны нам снова -
Заднего обзора зеркала.
Навсегда в тумане тая,
Из Баку ушли трамваи,
Только память вместе с ними не ушла.
Вот мы – на фуникулере,
А внизу – бульвар и море,
Светлой нашей юности причал.
Чем длинней пути-дороги,
Тем дороже нам истоки,
Доброе начало всех начал.
Виды города родного
Возвращают сны нам снова -
Заднего обзора зеркала.
Навсегда в тумане тая,
Из Баку ушли трамваи,
Только память вместе с ними не ушла.
И, как прежде, утром ранним
В Крепость старую заглянем –
Задремали там века в тени.
И ответят эхом гулким
На шаги нам переулки –
Мы их помним, помнят нас они.
Виды города родного
Возвращают сны нам снова -
Заднего обзора зеркала.
Навсегда в тумане тая,
Из Баку ушли трамваи,
Только память вместе с ними не ушла.
Не закрыты эти шторки
В Тель-Авиве и Нью-Йорке,
Будь то Мельбурн, или Амстердам.
Кем теперь бы ни считались,
Мы бакинцами остались –
Выпала судьба такая нам.
Виды города родного
Возвращают сны нам снова -
Заднего обзора зеркала.
Навсегда в тумане тая,
Из Баку ушли трамваи,
Только память вместе с ними не ушла.

Фрэдди ЗОРИН, поэт и журналист.