• Роман тысячелетия "Нет мира в садах тучных"	Медина ГАСАНОВА

(Начало в №№ 10, 11, 14, 15, 17, 19, 21, 23, 26)

Когда Фазиль вошел в учительскую, там уже находился почти весь педагогический состав Карагаджской восьмилетки. Шамиль сидел за своим столом и вытирал огромным носовым платком взмокшее от напряжения лицо. Зиярат довольно улыбался, с видом победителя глядя на коллег. Заман потирал заспанные глаза и постоянно дремал, стараясь однако держаться с достоинством. Ализада в замешательстве перекладывал с места на место тетради, и никто не решался начать разговор, ради которого они собрались здесь, в учительской, за целых полчаса до начала уроков.

Как только в дверях тесной комнатушки, пропахшей сыростью, появился Саттар, Шамиль решил взять инициативу в свои руки. Медленно поднимаясь со стула, директор школы пронзительно посмотрел в глаза каждого. Серьезностью выражения своего лица он придал этому моменту особую значимость, заставив коллег подтянуться и собраться с мыслями.

— Товарищи, — довольно прозаично начал Шамиль, чем несколько убавил напряжение, звеневшее в тиши старой учительской, — друзья, односельчане, наконец, нам нужно дать оценку свершившемуся факту.

— Государственной важности или местного значения? — спокойно спросил Ализада.

— Твоя ирония в данной ситуации более чем неуместна, — раздраженно ответил Шамиль и приготовился слушать мнение учителей.

— Я только хотел поинтересоваться, какой факт обсуждать будем и кого вынесем на общественное порицание? — с прежней невозмутимостью проговорил Ализада и углубился в чтение изложений пятиклассников.

— Это безобразие! Форменное безобразие! — возмутился Зиярат. — Я, вообще, не понимаю, почему ты, являясь завучем начальных классов, закрываешь глаза на поведение новой учительницы? Какой пример она может подать нашим детям? Кому мы доверили воспитание юных карагаджцев? Это же наше будущее! А оно незавидное, очень незавидное, если все так будет продолжаться и дальше!

— А что она, собственно, такого сделала? — удивился Фазиль, всем своим видом выражая недовольство темой начавшегося разговора.

Он много думал над словами Лейлы об искренности чувств и решил, что девушка была права. Когда их нет, несчастными становятся слишком много людей. Уж это он знал на собственном горьком опыте.

— Как что? Как что? — затараторил Зиярат. — Ты меня просто поражаешь, Фазиль, все-таки точные науки преподаешь. Разве того, что произошло на свадьбе, недостаточно? Кто-то должен был повеситься? Вены перерезать? Утопиться в речке?

— Это ты про Вугара? Так он всегда дебоширит, когда лишнего за воротник примет, — вдруг отозвался Заман, чем вызвал немалое удивление коллег.

Заман был самым безразличным среди своих коллег, потому что из-за своей хронической сонливости большую часть событий, происходящих и в деревне, и в школе, он просто просыпал. Никто не ожидал от него какой-либо реакции и на сей раз. Но она произошла. Заман был консерватором, но симпатизировал новой учительнице, потому что Лейлу очень любила его самая младшая дочь Илахе. В доме только и разговоров было о том, что новая муаллима сказала, какую игру придумала для лучшего усвоения уроков, какие чудесные книжки подарила малышам в связи с окончанием школы.

— Вы же знаете, какой Вугар шебутной. Когда-нибудь это плохо кончится. Помните, как он в прошлом году на свадьбе моего сына драку учинил, а тогда, между прочим, внучки Халыга киши в нашей деревне и в помине не было.

— А разве только это? Разве только это? — не успокаивался Зиярат. — Отбить такого жениха. Бедная Дильшад, от горя аж почернела вся. Кто теперь на ней женится?

На этот вопрос никто не отважился ответить, но задумался над ним каждый. Все почему-то вспомнили бедную Гюльдерен, у которой два года назад произошла размолвка с женихом. С тех пор в Карагадже редко вспоминали о том, что в деревне есть невеста по имени Гюльдерен. Никто близко к их дому с мыслями о сватовстве не подходил... Весть о разрыве помолвки Дильшад и Вагифа молниеносно разнеслась по всей деревне, вызвав смятение в душах людей, привыкших ко всему устоявшемуся.

Зиярат молча наблюдал за тем действием, которое произвели его слова, но гнев в душе завистника кипел, как вода в медном самоваре. Такого поворота он не ожидал. Ему казалось, что и Саттар, и Заман, и Фазиль, с которыми он долго и убедительно беседовал, доказывая на живых примерах всю вредность пребывания в их небольшом селе новой учительницы, были готовы к тому, чтобы его поддержать. Но Фазиль и Заман неожиданно встали на сторону Лейлы. А Саттар будто воды в рот набрал. Покраснев как рак, он нервно дергал усы и напевал какую-то фронтовую мелодию, постукивая пальцами в такт по столу.

"Выходила на берег Катюша..." — вдруг проговорил он и хлопнул ладонью по бедру.

— А при чем тут Катюша? — удивился Шамиль, бывший лет на пятнадцать моложе ветерана школы.

— А при том, что на фронте разговор с такими типами, как наш уважаемый Зиярат, бывал коротким: либо на передовую, либо в расход! Вот так-то.

— Ну знаете, — возмутился Зиярат, — я таких лицемеров, как вы, в жизни не видел!

— А я таких подлецов, — послышалось неожиданно за дверью, и в комнату вошла хрупкая русоволосая девушка в легком пестром платье.

— Надя муаллима? — удивился Шамиль, приветствуя коллегу, работавшую в десятилетке в соседнем селе Бештели. — Каким ветром вас сюда занесло?

— Попутным, Шамиль муаллим, попутным, — сдержанно ответила Надя.

Девушка подошла к письменному столу и высыпала из своей сумочки на глянцевую его поверхность кучку свернутых трубочкой бумажек. Негодование, бурлившее внутри, не позволяло ей сразу сказать собравшейся публике, что это означает.

— Вот, поглядите, поглядите сами, — сказала она спустя минуту и пригласила коллег поближе ознакомиться с тем, что было написано на этих бумажках. — Я это отобрала у своих десятиклассников.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что из-за этих мятых клочков бумаги протопала пешком аж два километра? — удивленно спросил Фазиль.

— Да я бы и больше прошла... Жалею, что не приняла этого решения сразу же. Когда Надежда Ивановна вошла в 10 "б", класс стоял "на ушах", чуть ли не хором вслух читая чей-то дневник. Ребята были так возбуждены этим занятием, что не сразу заметили присутствия классного руковода.

— Когда я попросила этот дневник, староста класса Севда, умница, кстати, сказала, что никакого дневника нет, а мальчишки читали записки учительницы карагаджской школы Лейлы Алиевой к своему возлюбленному. На вопрос, откуда они появились, ребята рассказали о том, как утром возле школы их встретил худощавый молодой человек с раскосыми глазами, вручил бумажки, сказав, что нашел их на дороге. "Наверное, из чьей-то сумочки выпали, — деликатно предположил он. — Расспросите у себя в деревне..." Ну, мальчишки и расспросили. Теперь у нас уже вся деревня шепчется черт знает о чем. Вашу новую учительницу я видела всего один раз. Ну не может человек с такими глазами, как у нее, быть поганой разлучницей, как это написано в бумажках. Я бы руки поотрывала тому, кто занимается очернительством. Мерзость какая-то.

Шамиль схватил первый же попавшийся под руку мятый комочек, торопливо развернул его и ахнул. Этот почерк, аккуратный, с умеренным наклоном и красивым нажимом, он узнал бы среди тысячи других. Никто в школе не выводил буквы так старательно, как это делал с самого первого класса Зиярат. Шамиль быстро сгреб рассыпавшиеся по столу записочки, окинул суровым взглядом притихших учителей и коротко, но зло бросил:

— Разберемся, Надежда муаллима, обязательно разберемся.

Зиярат потянулся было за бумажкой, но получил по рукам точно ребенок, рискнувший взять со стола без спросу родителей сахар.

Надя долго удивлялась тому, зачем кому-то понадобилось подмачивать репутацию карагаджской учительницы в соседнем селе, на что вдруг Зиярат, выдав себя с головой, визгливо ответил:

— А чтобы и там женщины знали, кого им нужно опасаться!

Саттар вежливо выпроводил за дверь педагога из соседней школы и, резко повернувшись к товарищам по работе, сказал:

— Как я понял, мы собрались сюда, чтобы обсудить случившееся?

— Наконец-то, — облегченно вздохнул Зиярат, и искорка надежды вновь блеснула в его раскосых глазах.

— В таком случае ответь, кто наплел Вугару всякие глупости про нашу Лейлу?

В учительской стало так тихо, что даже мухи замерли, не рискуя нарушить это гробовое молчание.

Дом Саттара стоял на берегу пруда, а огородами все хозяйство, принадлежавшее его семье, выходило к реке. Никто больше в Карагадже не решился построить свое жилище у пруда, о котором в народе рассказывали печальные и мрачные легенды. Одна из них гласила о том, что пруд этот образовался на месте злодейского убийства неверной супруги, согласно другой с неба упал огромный шар, заполненный водой, которая однако была абсолютно непригодной для питья... В пруде водилась рыба, но никто в селе никогда не употреблял ее в пищу. Саттар посадил на его берегу клевер, и он уродился таким сочным и богатым, что тот махнул рукой на страшные сказки Мирвари нене. В то утро он косил траву и наткнулся на спящего в ней Вугара...

— И это еще не все! Это ты спустил утром своих собак, зная, что Лейла в это время делает пробежку...

— А здесь ей не город! — вскинулся Зиярат. — А что если завтра все наши женщины наденут эти безобразные спортивные костюмы и начнут по утрам бегать по улицам, выставляя напоказ все свои прелести? Должен же кто-то навести порядок в этой деревне!

— Разных я повидал людей на своем веку, но ты, Зиярат, редкостный экземпляр, — задумчиво произнес Шамиль и вышел из-за стола. — Эти грязные бумажонки тоже твоих рук дело. И не поленился. Хоть бы под копирку писал, а то ведь нет, в каждую свою подлую душу вложил. Вместо того, чтобы готовиться к урокам, ты сидел и писал эти гадости?!

— А к каким урокам? — шепотом спросил Зиярат. — К пению? Рисованию? Как мне к ним готовиться, если я в этих предметах ничего не смыслю? Я не Шаляпин и не Левитан! Я учитель русского языка, а ты, Шамиль, отдал все мои уроки этой горожанке. Даже второй экспериментальный класс поручил вести этой... Адиль вообще дорогу в школу забыл, целый день в своем огороде копается! Может, ему это и нравится. Но я вам не Адиль! И вы еще о многом пожалеете!

Распахнув ударом руки дверь учительской, Зиярат вылетел во двор, чуть не сбив с ног Гюльбалу, который добросовестно подслушивал весь разговор. Старик ударился спиной о стену и, охнув от боли, сел на пол.

— Пора тебе тоже вслед за твоим тезкой на тот свет. Засиделся ты тут, никчемный человек! — крикнул Зиярат, погрозив опешившему Гюльбале кулаком.

У калитки он столкнулся лицом к лицу с Лейлой. Сжав тонкие губы до посинения, он смерил презрительным взглядом девушку и вылетел за порог школы, мысленно проклиная тот день, когда она появилась в их деревне. Адиль, ехавший на своем белом "Москвиче" в сельпо за нитратами, не ожидал столь неожиданного появления на своем пути человека и нажал на тормоза слишком поздно. Ударившись о капот машины, Зиярат отлетел к реке и упал лицом в не успевшую высохнуть после короткого летнего дождя грязь... Когда педагоги выбежали на крики на улицу, их коллега, минуту назад пообещавший мстить, лежал без сознания на дороге, истекая кровью. Растерявшийся Адиль бил руками по голове и громко кричал о том, что убил друга.

— Успокойся ты, — глухо ответил Саттар, — твоей вины тут, может, и нет... Это все... высшие силы.

§

Жара началась с самого утра, и в полдень пекло так несносно, что работать на участке стало невозможно. Давно ранним летом такой погоды не бывало. Казалось, воздух, подогретый нещадно палящим солнцем, замер между небом и землей.

— Ай Джамаледдин, эй! — обратилась Сейрана к бригадиру. — Отпусти-ка ты женщин по домам. Пусть жара спадет, вечерком от них больше проку будет, люди уморились. Никуда твой план не денется.

Сейрана жила в деревне с прошлого года. После того как мать Фазиля умерла, Гулам привез ее из соседнего села. Прямая, как жердь, она очень ловко скрывала только ей знакомыми методами свой возраст, и никто в деревне не знал, сколько ей лет, была ли она замужем. Зато Сейрана знала пикантные подробности из личной жизни многих карагаджцев, хитро выуживая их с помощью доверительных бесед во время свадеб, похорон и даже работы на хлопковом поле. Гулам киши был уважаемым в Карагадже человеком, и потому к новой жене аксакала сельчане относились с почтением. Но Джамаледдин своей неприязни к Сейране скрыть не мог. И за прошедший год его отношение к этой женщине ничуть не изменилось.

— Во-первых, план не мой, а государственный, — огрызнулся бригадир.— Во-вторых, мы и без того отстаем! В-третьих, я здесь не у очага стою, чтобы мне советы давали.

Сейрана обиженно поджала губы и отошла в тень большого вяза, где сидела Гюльвары. С тех пор, как Джамаледдин стал бригадиром, она в поле не работала, а приезжала на участок лишь ради того, чтобы разговоры лишние по деревне не ходили.

— Руки свои бережешь? — ехидно спросила Сейрана, искоса глядя на Гюльвары.

Да, жена Джамаледдина действительно берегла свои руки. Они нужны были ей для того, чтобы лечить своих односельчан от разных хворей одним и тем же, но довольно эффективным методом. На больное место накладывалась поллитровая банка, которая накрывалась ситом. Все это как-то хитро перекручивалось полотенцем и туго затягивалось скалкой так, что трудно становилось дышать. Пациент Гюльвары ходил в таком положении до тех пор, пока "врач" не объявляла курс лечения законченным. Кроме того, она лечила от бесплодия, принимала роды, заговаривала зубную боль, вправляла вывихи, готовила приворотное зелье из трав и потому была в деревне очень нужным человеком. Посидев еще немного в тени, Гюльвары собралась домой. Джамаледдин помог жене взобраться в кабину единственного на участке грузовика, наказал Тельману вернуться за остальными женщинами и лег под навес, куда очень скоро жара пригнала всех женщин, работавших в поле. Только пестрая блузка Гюляры маячила где-то на дальнем участке.

(Продолжение следует)