• Роман тысячелетия "Нет мира в садах тучных"	Медина ГАСАНОВА

(Начало в №№ 10, 11, 14, 15, 17, 19, 21, 23, 26, 30, 31, 36, 37, 40, 42)

Бирджагыз наблюдала за Ровшаном, стараясь найти в нем хоть какие-нибудь изъяны, говорящие в пользу карагаджских молодцев, и тяжело вздыхала. Пожалуй, никто из сельчан не смог бы тягаться с горожанином ни в стати, ни в красоте мужской, ни в росте. Даже Сулейман, считавшийся в Карагадже самым высоким парнем, был на две головы ниже Ровшана.

— В твоей одной руке два арбуза с моего огорода уместятся. И в кого ты такой огромный уродился, в отца что ли? — спросила она, подливая ему в пиалу буйволиного молока.

— Не знаю, — спокойно ответил Ровшан, наслаждаясь вкусной деревенской едой. — Я не помню ни отца, ни мать. Она умерла при родах. А отец скончался месяцем раньше от контузии, полученной на войне. Именно поэтому я появился на свет раньше положенного срока. Меня вырастили родственники... Они же выучили. А почему это вас так интересует?

Бирджагыз пожала плечами и, немного подумав, ответила:

— Должны же мы знать, какого роду-племени жених нашей Лейлы. Чем занимается, каким трудом на хлеб зарабатывает. А что в этом удивительного?

И женщина не кривила душой, ибо возращение Ровшана в Карагадж невольно наталкивало именно на такой вывод. Знает ли он о существовании Вагифа и как соперники будут выяснять отношения между собой, Бирджагыз волновало меньше всего. Но ей было известно о том, что будущий блюститель порядка отверг предложение своей матери подарить Лейле кольцо, которое ему вернула, а точнее, бросила под ноги Дильшад. Буквально на днях она была в райцентре и видела своими глазами, которые еще прекрасно различали самую крохотную звезду в созвездии Большой Медведицы, как Вагиф покупал новое, достаточно толстое по сельским меркам обручальное кольцо с тремя бриллиантами. Бирджагыз так и распирало сообщить племяннице об этой покупке, но именно в этот момент неожиданно приехал Ровшан.

— Хочу тебе признаться, что ты не очень-то на фотографию свою похож, — сказала она, наблюдая за тем, как просто, по-деревенски ест Ровшан залитый молоком лаваш.

Ровшан вскинул удивленные глаза на Бирджагыз, пытаясь вспомнить, когда они с Лейлой обменивались фотографиями.

— Мы всегда так неожиданно встречаемся и так стремительно расстаемся, что свой портрет я просто не успел ей подарить.

— Ну, дорогой, тогда будь готов к тому, что у нее в городе есть другой парень, — с непонятным удовлетворением проговорила тетушка Бирджагыз и встала с мягкой цветастой подушки, на которой сидела все утро. — Иначе она не носила б его портрет в своей сумке. Этот красавчик у нее на стене перед письменным столом висит. Она им все стены в своей комнате обклеила. А уж как она вздыхает, глядя на него! А я-то думала, она по тебе тоскует... Клянусь честью, вы похожи, как братья-близнецы, иначе с чего это я приняла его за тебя?

Ровшан громко бросил ложку в пиалу, резко отодвинул от себя хлеб и, скрестив пальцы, захрустел суставами. По всему было видно, что ему эта новость не очень понравилась. Он допускал мысль о том, что у едва знакомой ему девушки есть своя личная жизнь и вполне может быть возлюбленный. Хотя, по его мнению, Лейла не относилась к тому типу красавиц, за которыми парни увиваются. Но мысль о том, что ее избранником является кто-то другой, задела его за живое и даже пробудила чувство ревности. Привыкший к легким победам, он испытывал его, пожалуй, впервые в своей жизни. И оно было так сильно, что Ровшан не смог скрыть свое испортившееся настроение.

«Молодчина, Лейла, — думала Бирджагыз, убирая посуду со скатерти, расстеленной на полу. — С этим неблагодарным племенем так и нужно поступать. Одного обкрутить, другому мозги запудрить, третьего завлечь в сети своих чар, а потом выбрать из них самого надежного, с которым можно было бы прожить всю жизнь и не пожалеть о своем выборе». Самой ей это сделать не удалось. Чересчур уж доверчивой была Бирджагыз в молодости...

Ровшан встал, поблагодарил хозяйку за угощение, сказав, что ничего подобного в своей жизни не ел, хотя побывал во многих странах мира.

— О, если б ты еще в молоко сыра козьего добавил, вообще бы в рай попал, — довольная похвалой ответила Бирджагыз.

Любуясь с высоты веранды конем, приобретенным в соседней деревне, Ровшан вдруг спросил:

— А почему вы собственно решили, что я жених Лейлы?

— Уж меня-то не проведешь, — самонадеянно проговорила Бирджагыз. — Стал бы ты в такую даль дважды ездить за простой лошадью. Таких кляч, на которую ты все никак не наглядишься, в нашей округе полным-полно. Ломаного гроша за них никто не даст. А ты такие деньги отвалил, что до сих пор все три деревни об этом говорят.

Ровшан не стал спорить с женщиной. Подобным особам трудно доказывать истину. К тому же, если в первый раз он действительно попал в Карагадж совершенно случайно, то второй его приезд в эту богом забытую деревню был связан лишь с желанием еще раз увидеться с девушкой, вторгнувшейся в его сумасбродную жизнь как порыв ветра, от которого с шумом захлопываются незакрытые ставни, как бешеная волна, накатывающая с моря и накрывающая с головой, не давая глотнуть свежего воздуха. Он думал о Лейле все последнее время, несмотря на то, что... был уже обручен с другой девушкой, на которой собирался вот-вот жениться. Дожидаясь возвращения Лейлы из школы, Ровшан сгорал от нетерпения вновь увидеть нежно-розовый румянец на чуть загоревших щеках девушки, ее карие с черными точечками глаза и волнующую душу ямочку на подбородке.

— Она всегда так задерживается или меня помучить хочет? — раздраженно спросил Ровшан.

— Когда как, — невозмутимо ответила тетушка Бирджагыз. — Если нет педсовета, то вернется скоро. А вообще-то, конец учебного года, может, проблемы важные решают.

— Но она ведь знает, что я здесь, — возмутился Ровшан.

Спустившись к пруду, молодой человек легко и красиво вскочил на коня и направился в сторону школы. Он так красиво и уверенно сидел в седле, что Бирджагыз невольно прониклась к нему уважением.

— Если она остановит свой выбор на Вагифе, сделает большую глупость, — тяжело вздохнув, пробормотала она, провожая гостя восторженным взглядом.

Увидев Ровшана, Чейльхан выбежал на дорогу и пригласил его в дом.

— Когда приехал? Почему не зашел? У кого остановился? — радостно тараторил Чейльхан, будто увидел старого школьного друга.

— Дня два назад..., по делам, — нехотя ответил Ровшан, думая о другом.

— А я вот, пока тебя не было, обручился, — хлопнув рукой по бедру, сказал Чейльхан. — Осенью свадьбу играть будем.

Ровшан молниеносно спрыгнул с лошади и, подбежав к Чейльхану, схватил его за шкирки.

— С кем?! — заорал он вне себя.

— Да ты что... — удивился Чейльхан, но видя, как сильно возбужден гость, торопливо рассказал ему о своем сватовстве к приемной дочери Халыга киши — Суме.

— Моя невеста ничем не хуже вашей Лейлы, помешались тут все на ней, — обиженно проговорил Чейльхан, поправляя рубашку, которую Ровшан чуть было не изорвал в клочья.

— Прости, — растерялся Ровшан, не ожидая от себя такого порыва, — прости, что-то на меня нашло.

— Успокойся, не ты один здесь такой. Полдеревни с ума посходило. Тот, кто любит нашу учительницу, теряет голову, как наш Вагиф, а кто терпеть ее не может, попадает в разные неприятные ситуации, как наш Зиярат, — с видом знатока приговаривал он, поглаживая по крупу лошадь, на которой минуту назад сидел горожанин. — Доброе животное, но... беспородное. За сколько приобрел? Можешь не говорить, уже слышал. А я бы тебе своего Карагеза дешевле по дружбе отдал. Да заходи же!

— С братом твоим встречаться не хочу, — оглядываясь по сторонам, ответил Ровшан, хотя приглашению был искренне рад.

— А брат пока еще в школе. Там персональное дело коммуниста Фазиля Мурадова обсуждается. Ты знаешь его, учитель физики. Наверное, его из партии будут исключать. Если из обкома приехали, дело тухлое. Ты-то партийный?

— Да, заставили, когда на всесоюзные соревнования в Москву ездил, пришлось вступить.

— Послушай, а как ты спортсменом-то стал? — полюбопытствовал Чейльхан, желая знать о своем новом знакомом если не все, то многое.

— Не поверишь, чисто случайно... У нас в поселке тоже растут гранаты. И они также зреют к осени. Так вот однажды, когда я еще в школе учился, кто-то из ребят предложил посостязаться в том, кто из нас дальше закинет гранат. Представь, я запустил этот неспелый еще плод с такой силой, что он пролетел через все наше футбольное поле. И это наблюдал один чемпион. Вот он и заставил меня тренироваться...

Ровшан, громко прихлебывая, пил ароматный янтарного цвета чай, когда на дороге, идущей вдоль реки, появилась Лейла. Она была не одна, взволнована, невообразимо хороша собой, и все это не понравилось Ровшану.

— Да погоди ты, — сказал Чейльхан, заметив его беспокойство. — Это тот самый Фазиль, которого «под Лениным чистили». Интересно, чем дело закончилось?

Но учителю физики было не до разговоров. Отказался он и от предложенного стакана чая.

— Мне бы сейчас холодной воды, — грустно сказал он, — внутри все горит, точно кто-то угли туда положил. Разве можно наказывать за то, что любишь? И при чем тут партийный билет? Я же не партии изменил...

— Диляру явно кто-то надоумил в обком письмо написать, — догадалась Лейла. — Советчиков подобного рода в вашей деревне хоть отбавляй, но, несмотря ни на что, за свое счастье нужно бороться.

— А по-твоему, она должна была молча уступить отца своих детей другой женщине? — почти грубо спросил Чейльхан.

— У нас здесь раньше таких порядков не было. А сейчас черт знает, что творится. Муж уходит от жены, жених бросает невесту!

Густой румянец, вспыхнув на щеках Лейлы, разлился по всему лицу. Она попыталась ответить родственнику, но слова застряли в пересохшем горле, а руками можно было выразить только эмоции.

Чувствуя, что этот разговор добром не кончится, Ровшан решительно взял Лейлу под руку и почти силком повел к дому тетушки Бирджагыз.

— Послушай, тебя ни на секунду нельзя оставить без присмотра. Пусть сами со своим чувствами разбираются. Тебя же сюда прислали не учить человеческим взаимоотношениям, а всего лишь преподавать русский язык. Почему ты решила, что имеешь право кого-то в чем-то подозревать, кого-то поучать. Я уверен, что этого несчастного Фазиля именно ты и сбила с пути праведного... своими разговорами о счастье, за которое нужно бороться. Скажи, а сама-то ты любишь кого-нибудь по-настоящему?

Сельская учительница внезапно остановилась, точно перед ней возникла невидимая глазу преграда. Закинув голову вверх, она пристально посмотрела на Ровшана, думая о том, как ответить на его вопрос. Ее сердце было еще занято Вагифом, который уехал в город на сессию. Но любит ли она его по-настоящему, теперь уже Лейла не знала...

* * *

Сакина лежала в своей постели, красная как рак, и стонала от нестерпимой боли, от которой голова раскалывалась, точно спелый арбуз. Гюльвары суетилась вокруг нее, пытаясь облегчить страдания своей соседки.

— Перво-наперво не думай ни о чем. В жизни никогда не бывает все гладко. Вон у меня Джамаледдин тоже что-то бузит. То ему не нравится, это ему не так. Когда мужчина начинает к каждой мелочи придираться, значит, у него кто-то на стороне появился Так что, я из-за этого должна теперь в обморок падать? А коров вместо меня кто доить будет? А масло взбивать? Нас, женщин, Всевышний не зря терпением одарил. А их за проделки наказывает. И не спорь со мной! Вон, дурня Парвиза как огонь изуродовал, в больнице парень лежит... Считай, возмездие...

— Да что мне Парвиз. Я за девочку свою боюсь, — еле слышно проговорила Сакина, тревожно следя за манипуляциями Гюльвары.

— Вот и береги свое здоровье, без тебя бедненькой Марьям совсем туго придется, — сказала та и принялась за лечение.

Новенькой бритвой одним быстрым движением руки она сделала на спине Сакины несколько надрезов, положив на них смоченную керосином ветошь. Затем, взяв в руки ножницы, Гюльвары ловко обмотала вокруг них кусок ваты, обмакнула их в керосин и чиркнула спичкой. Согрев огнем поллитровую банку, она стремительно опустила ее на спину Сакины. Участок кожи под банкой моментально вздулся и потянулся вверх, а из ранок заструилась черная, как нефть, кровь.

— Вот и хвала Всевышнему, — сказала Гюльвары, — дурная кровь выйдет, и тебе сразу полегчает.

Она убирала за собой, когда на пороге появилась Гюляра с узелком в руках.

Сконфуженно улыбнувшись, молодая женщина зашла в комнату и присела рядом с Сакиной, разложив перед ней гостинцы.

— Ты сейчас не очень-то ее закармливай, — посоветовала Гюльвары.

— Скоро уборка хлопка начнется, — не зная, с чего начать разговор, ответила Гюляра, чувствуя на себе пристальный взгляд односельчанки.

— Ну, положим, еще не скоро, но уже не за горами, — улыбнулась ничего не подозревающая Гюльвары и попросила Гюляру осторожно снять поллитровую банку со спины несчастной Сакины.

После этой процедуры ей стало значительно легче, но тревога за судьбу дочери не улеглась, продолжая волновать ее с прежней силой.

— Надо мной смеяться в деревне будут, а Диляра проклянет бедную Марьям. Скажите, что мне делать?

Гюльвары вопросительно посмотрела на Сакину.

— Да что в самом деле у вас тут произошло? — спросила Гюльвары, посвященная только в первую часть драмы, разыгравшейся в доме Сакины.

Когда же она узнала о том, что Фазиль ради Марьям бросил жену, ей стало не по себе.

— Как так можно? — возмутилась она до глубины души. — Там же дети малые! Семья!

— А я вот ничего плохого в этом не вижу. Пожил же он лет пять с Дилярой, почему бы ему еще пять лет не провести рядом с другой женщиной? Это как круговорот воды в природе, — начала было Гюляра, но грозный окрик бывшей значительно старше нее Гюльвары не дал ей возможности развить свою теорию дальше.

— Перестань! Ты бы своего Джавана захотела с кем-нибудь делить? Круговорот воды, скажешь тоже, — усмехнулась Гюльвары, — я б такое и не придумала.

— А мне бы научиться твоим методам лечения. Тогда меня тоже в деревне и стар и млад зауважал бы, — сказала Гюляра, чувствуя себя в какой-то мере виноватой перед Гюльвары.

(Продолжение следует)