• Роман тысячелетия "Нет мира в садах тучных"	Медина ГАСАНОВА

(Начало в №№ 10, 11, 14, 15, 17, 19, 21, 23, 26, 30, 31, 36, 37, 40, 42 за 2001 год,
2, 3, 6, 8, 10, 14, 16, 18, 21, 23, 26, 31, 33, 37,40,46 за 2002 год)

* * *

Каждую пятницу в доме моллы Гамида собирались женщины Карагаджа, которых он называл мелеке — избранными служителями Аллаха Великого и Всемогущего, ангелами во плоти. Благодаря этим своим мелеке он всегда бывал в курсе событий, происходивших в селе. И каждому давал свое объяснение с точки зрения мусульманской религии. Когда, к примеру, Серфиназ посетовала на то, что Алиш надумал жениться в четвертый раз, молла примирительным тоном сказал:

— У нашего пророка тоже было несколько жен. Мухаммед избирал спутницами своей досточтимой жизни не только вдов, но и юных непорочных дев. Это советская власть не разрешает истинным мусульманам иметь несколько жен. Но ведь в этом ничего предосудительного нет. Алиш, я слышал, давно вдов и хочет соединить свою судьбу с Бирджагыз. Ну что ж, два одиноких человека станут опорой друг другу в старости. Знаете, я даже не вижу ничего плохого в том, что Джамаледдин попросил у меня разрешения на брак с Гюлярой. Будет у одинокой матери надежная опора в доме, да и мальчонку, который родится у нее вскорости, безотцовщиной звать злые языки не посмеют. Разве все это плохо?

— Действительно, ничего плохого в этом нет. Но почему же тогда ты, молла, не женишься? — взяв на себя смелость, Серфиназ задала, наконец, вопрос, давно интересовавший всех его мелеке.

— Но ведь я не одинок, — улыбаясь, ответил молла Гамид, окидывая слащавым взором женщин, смотревших на него, как на Бога, — у меня есть вы, мои мелеке, мои красавицы, мои ангелы-хранительницы... Вы исполняете все мои желания: подносите мне воду для омовения, подаете мне хлеб для утоления голода, а большего мне и не надо.

Но когда женщины, приходившие к нему помолиться, сообщили молле о том, что в их деревне началась всеобщая перепись населения, Гамид призадумался.

— Чья инициатива? — спросил он Мелек, подававшую ему воду для омовения.

— Вот уж не знаю, — задумчиво ответила жена Дадаша, аккуратно посещавшая все меджлисы джае после смерти мужа и считавшаяся первой мелеке. — А заниматься этой переписью поручили дяде Назиру.

При упоминании имени этого отъявленного безбожника молла содрогнулся всем телом. В этом странном для него человеке таилась неведомая для моллы угроза, и он не мог не чувствовать этого. Предупреждая однажды Халыга киши о напастях, которые Всемогущий Аллах может послать на их деревню по той простой причине, что здесь живет не признающий его всесилия человек, он надеялся на то, что в первую очередь эти напасти коснутся именно семьи Назира. Молла Гамид молча торжествовал, когда Зиярата сбила машина, и он даже прочитал по этому случаю заупокойную молитву ясин.

— Не будь этой проклятой комсомолки учительницы, мои пророчества сбылись бы, — нервно теребя густую черную бороду, бормотал он, когда до него дошла весточка об исцелении сына его злейшего врага.

А если бы его предсказания сбылись, многие в Карагадже уверовали бы в данную ему Всевышним силу.

Сказавшись больным, молла отменил вечерний намаз и попросил остаться только Мелек, которая удостоилась высокой чести прислуживать Гамиду.

— Как дочь твоя? Почему она не посещает больше наши меджлисы? — мягким, вкрадчивым баритоном спросил он, ловко складывая полные ноги крест-накрест.

— Они с Вагифом ездили в больницу, но он уже привез ее домой... Даже не знаю, как сказать, молла ами. Я-то думала, у нее желудочная хворь... К Гюльвары побежала за советом... А оказалось, моя дочь в тягости...

— А при чем тут председателевый сынок? — резко спросил Гамид, почему-то не удивившись этой новости.

Мелек и сама толком не знала, что побудило Марал обратиться именно к Вагифу. «Неужели они согрешили?» — как током пронзила ее страшная догадка. Ну, конечно, чем иначе еще объяснить их совместную поездку в районную больницу, о которой теперь уже знала вся деревня.

— Ты не ответила на мой вопрос, глупая женщина! Что этому молокососу нужно от Марал? — раздраженным тоном сказал Гамид и прытко поднялся с пола.

Мелек удивленно посмотрела на своего кумира, из уст которого привыкла слышать только проповеди и назидания, озвученные красивым мужским голосом. Весь облик этого человека в ее сознании никак не совмещался с грубым словом, которое вопреки его желанию вырвалось из недр темной души Гамида.

— А что я могу сказать тебе, мой благодетель, — пролепетала бедная женщина,

— теперешняя молодежь не очень-то с родителями советуется. Она отца побаивалась, но ничего плохого о Марал сказать не могу. Моя девочка не любительница ходить по домам, как дочь Балабегим. Настоящая стрекоза эта Махиля. Марал же ходила только к Шафиге, да и то, если нужно было платье или что другое пошить. Да еще сюда, к вам, молла ами.

— Ты спроси, спроси у этой девчонки, что это за блажь такая — ездить в город в сопровождении чужого человека. Неужели она не боится божьего наказания?

Молла Гамид побагровел от злости и совсем теперь не походил на добропорядочного служителя Аллаха, каким они привыкли его видеть.

«И ради этого человека я ослушалась мужа?!» — вдруг молнией пронеслось в голове Мелек.

Дадаш долгое время не знал о том, что его жена, воспитанная в духе беспрекословного повиновения своему избраннику, тайком от него ходила в дом моллы. По натуре терпеливый человек, он взорвался как мина, когда от сельчан узнал о том, что нескольких жительниц Карагаджа молла Гамид приобщает к молитвам во имя Аллаха.

— Ну подумай своими куриными мозгами, — кричал он впервые за всю их совместную жизнь, — если ваш молла действительно святой человек, то почему он заставляет вас лгать?!

— Так надо, — робко ответила тогда Мелек.

— Кому? Аллаху?! Обманывать мужа, да и вообще близких людей может заставить только шейтан!

Почему именно сейчас Мелек вспомнила эту свою первую и последнюю ссору с мужем? Почему в ее сердце закралось сомнение в праведности действий моллы Гамида? Не потому ли, что она впервые увидела этого человека другим, нежели он представлялся всем верующим их села?..

* * *

Карагаджцы повидали на своем веку многое. Чем-то неожиданным их трудно было сбить с толку. Видно, готовность ко всякого рода ударам судьбы, выработанная на протяжении веков, уже была заложена в них генетически. Но то, что происходило в последнее время между Марал и Вагифом, многих повергло в состояние шока.

— Боже мой, — задыхаясь от слез, говорила бедная Дильшад, — и этого подонка я любила всем сердцем!

Агджа ханум вздрогнула. Никто еще не осмеливался при ней так нелестно отзываться о ее любимом сыне.

— Не забывайся, Дильшад, — сурово сказала женщина, привыкшая к почтительному отношению к себе. — Не скрою, ты мне очень дорога, уж и не знаю, почему я так привязалась к тебе. Но это вовсе не значит, что ты можешь болтать всякие глупости о моем сыне. Я дала ему хорошее воспитание, дурных примеров в нашем доме он не видел.

— И как же, мама, вы его воспитали, что он от одной юбки бросается к другой? — вскричала Дильшад, заломив руки.

Этой фразы Агджа не ожидала, и она стала последней каплей в переполненной чаше ее терпения.

— Выбирай слова, Дильшад. И знаешь что, не приходи пока в наш дом. И лучше вообще уезжай на время из деревни. Дай нам разобраться в том, что происходит, и попридержи своего братца. Пусть поменьше болтает всякого вздора. Он спьяну наделает много бед. Что бы твой Вугар ни говорил, никогда не поверю в то, что мой сын дурно поступил с дочерью Дадаша! Я-то знаю: по-настоящему Вагиф любит только учительницу. Мне эта приезжая не понравилась с того первого раза, как я ее увидела на школьном празднике. Тощая, как жердь, а высокомерия больше, чем у шахини. Не по мне она, и я сразу же об этом сказала сыну. Но неволить его больше я не буду, пусть сам сделает выбор.

— Да, волю вы ему дали, мама, большую, и выбор он сделал действительно свой. Но как же теперь быть мне? Я ведь его законная невеста! И то, что я сгоряча бросила ему в ноги кольцо, это еще ничего не значит. Из сердца-то я его выкинуть не могу! Мне абсолютно безразлично, что там происходит с этой Лейлой. Ее, может, и бог наказал за то, что она увела у меня моего жениха...

Дильшад, обиженная до глубины души, оскорбленная в своих самых лучших чувствах, не удержала горьких слез. Она плакала громко, взахлеб, не думая в этот момент о том, как выглядит со стороны. С помощью Агджи ханум Дильшад еще надеялась вернуть своего Вагифа, без которого, как ни старалась она его забыть, не представляла своей жизни. И вот теперь ее надежды рушились.

— Не выгоняйте меня из дома, мама, позвольте хоть изредка навещать вас, — униженно молила Дильшад, забыв о девичей гордости.

Но Агджа была непреклонна. Позволяя девушке приходить в их дом, она верила в то, что эти случайные встречи разбудят остывшее к Дильшад сердце Вагифа. Но этого не произошло. Стоило ли и дальше испытывать судьбу сына, Агджа не знала.

— Потерпи еще немного, девочка, я думаю, все очень скоро прояснится.

— Это когда же? — с неожиданным вызовом спросила вдруг Дильшад. — Уж не тогда ли, когда мое место в этом доме займет брюхатая Марал? Вся деревня только и говорит о том, что она ждет ребенка от вашего благовоспитанного сына. Мне просто интересно: если бы я поступила так, вы впустили бы меня в ваш дом? Позволили бы мне сесть за одну с вами сюфру? Назвали бы своей дочерью?

— Оставь меня в покое, Дильшад. Реку ведь вспять не повернешь. Случилось то, что уже случилось. Марал не станет больше непорочной девой, а с позором ее оставлять негоже. Она ведь нам тоже не чужая.

— Значит, вы разрешите ей прийти в ваш дом? — в ужасе спросила Дильшад.

— Значит, разрешит, — сказал Вагиф, внезапно появившись на веранде.

Бледный, с запавшими глазами, он походил на измотанного тяжелой болезнью человека.

— Что с тобой, сынок? — всполошилась Агджа. — У тебя жар? Болит голова?

— Нет, мама, с головой у меня все в порядке, а болит у меня душа за то, что

по этой земле в облике добрых людей ходят мерзавцы, каких свет не видел. Дай мне есть, и я хочу выспаться.

— А для меня у тебя не найдется никаких слов? — с горечью в голосе спросила Дильшад.

— Пожалуй, никаких. У меня теперь другие заботы, прости, если можешь...

— А если не могу простить, не могу смириться, что мне делать? Скажи, у тебя ведь так много было всяких ласковых слов, почему ты их забыл? Для кого ты их бережешь? — почти кричала Дильшад.

Вагиф посмотрел на нее своими огромными и удивительно грустными глазами. Вроде, красавица Дильшад: точеный носик, глаза редкого цвета бирюзы, кожа нежная, как у персика, а сердце молчит, точно немое. А ведь совсем недавно оно бешено билось в присутствии этой девушки, ради которой еще полгода назад он готов был отдать даже свою жизнь. Вагиф попытался найти какие-то очень добрые, утешительные слова, но они все повыскакивали из его головы, точно желуди из своих шляпок. У него хватило сил только улыбнуться, да и то улыбка вышла настолько вымученной, что Дильшад отчаянно махнула рукой. Торопливо спустившись по лестнице во двор, она надела свои модные туфельки, которыми хотела привлечь внимание Вагифа, и ушла, мысленно приказывая себе не оборачиваться назад.

Возле ворот девушка столкнулась с Фазилем.

— Ты не знаешь, дома ли Вагиф? — спросил он Дильшад.

— Дома, — ответила она, вытирая слезы. — А что, ты идешь к нему опытом обмениваться? Не ты ли ему посоветовал променять меня на Марал?

— Прости, но в таких делах я не советчик, — глухо ответил Фазиль, хотя намек Дильшад понял.

— И что это у вас за мода такая пошла — изменять людям, которые по-настоящему вас любят, — в отчаянье сказала Дильшад.

— Но ведь и мы должны по-настоящему их любить, — уверенно ответил Фазиль, глядя одним глазом на Дильшад, другим куда-то в голубое чистое небо.

— А чем, ну скажи мне, чем мы такой любви не заслужили, я и твоя Диляра?

Фазиль вздрогнул при упоминании имени своей жены, о которой в последнее время почти не думал.

А может, это и плохо, что он одним разом вычеркнул эту женщину из своей жизни? Ведь она все-таки мать его детей.

— Не знаешь, да и откуда вам, кобелям, знать, кто из нас достоин чистой любви. А вы хоть подумали о том, что жизнь у нас у всех одна, и нашу с Дильшад вы поломали, даже не охнув от сожаления?

Фазиль криво усмехнулся, пожал плечами и, не найдя доводов, которыми можно было бы оправдать выбор Вагифа и его собственный, просто прошел мимо Дильшад.

«А Дильшад права, каждому дается прожить на этом свете одну жизнь, так почему я должен мучаться с нелюбимой, когда могу познать счастье с дорогим моему сердцу человеком? Ведь другого шанса у меня больше не будет!» — думал Фазиль, подходя к дому бывшего председателя колхоза.

Но ему сейчас важнее было встретиться с Вагифом и поговорить о том, что произошло на кладбище. Он просто не мог допустить того, чтобы этого парня застали врасплох или обвинили б в содеянном не им преступлении...

(Продолжение следует)