• Роман тысячелетия "Нет мира в садах тучных"	Медина ГАСАНОВА

(Начало в №№ 10, 11, 14, 15, 17, 19, 21, 23, 26, 30, 31, 36, 37, 40, 42 за 2001 год,
2, 3, 6, 8, 10, 14, 16, 18, 21, 23, 26, 31, 33, 37,40,46,50,51 за 2002 год,
4, 5 за 2003 год)

Диляре трудно было привыкнуть к мысли о том, что всю оставшуюся жизнь ей придется жить без Фазиля, о котором она мечтала с детства. С грустью посмотрев на его славных детишек, возившихся во дворе возле стога сена, она глубоко вздохнула и поправила фотографию неверного мужа, висевшую в золоченной рамочке на стене.

“Снять или пусть себе красуется?” — мучительно думала молодая женщина, когда за ее спиной неожиданно раздался приглушенный кашель. “Вернулся”, — защемило сердце, ибо так всегда покашливал Фазиль, закуривая сигарету. “Как бы он свои легкие не загубил этим куревом”, — подумала Диляра, всеми силами подавляя в себе желание повернуться лицом к человеку, так легко предавшему ее и своих детей. “Наверное, за вещами пришел... Не отдам! Ни за что не отдам... А, собственно, для чего они мне нужны? Когда Мехман вырастет, костюмы и рубашки отца либо из моды выйдут, либо истлеют... Да пусть хоть к чертям лысым забирает все!” Плоская грудь худосочной от природы женщины вздымалась под блузкой, точно море в шторм, так велико было ее волнение. Кашель повторился, и Диляра незнакомым ей голосом сухо, но твердо произнесла:

— Твои вещи в чемодане... Можешь забрать даже эту фотографию. Нам от тебя ничего не нужно. Своих детей я подниму на ноги сама!

За спиной женщины послышался смешок. И Диляра не смогла определить, о чем он говорил. Может, о раскаянии? А может, именно так посмеиваются люди, освободившиеся от тяжелого груза нелегких проблем? Если бы она решилась заглянуть в бездонные зеленовато-голубые, как воды пруда в ясную погоду, глаза Фазиля... Глаза, увы, с самого его рождения смотревшие в разные стороны... Вот уж верно в народе говорят: шел куда глаза глядят.

— Сестричка, — вдруг раздался за ее спиной совершенно другой мужской голос, и Диляра резко повернулась лицом к человеку, незванно зашедшему в ее комнату.

— Магомед?! — удивленно вскричала она. — А тебя-то что сюда привело? Фазиль заболел? Под машину попал? Марьям прогнала его?

Магомед никак не ожидал такого шквала вопросов, ответить на которые он абсолютно не был готов. Потупив в смятении взор, Масимов еще раз кашлянул в кулак. А Диляра, в ожидании глядя на родственника, вдруг поняла, что это был первый в ее жизни случай, когда она не узнала своего мужа по шагам, дыханию, с полуслова. Даже силуэт Фазиля она безошибочно определяла в темноте, издалека, с закрытыми глазами. Что же вдруг произошло?

Женщина прислонилась к стене, не зная, как ей быть: плакать по этому случаю или радоваться тому, что не чувствует больше в груди того сгустка тревоги и печали, который сжигал своим жарким пламенем ее внутренности. Диляра вдруг ощутила какую-то неведомую ей доселе легкость, и чувство радости вновь наполнило ее изболевшееся сердце. Она еще не осознавала, что Фазиль остался во вчерашнем дне ее жизни, но уже твердо решила строить свой дом. Отдельный, собственный дом для себя и своих детей.

— Ну что там у тебя стряслось? С добром ли пришел? — нетерпеливо спросила она, внимательно вглядываясь в круглое, безмятежно доброе лицо Магомеда.

— Обижаешь, с какими же еще мыслями я могу перешагивать порог дома своего родного дяди? Совет мне твой нужен. Совет и помощь. Запутался я в своих чувствах, один не справлюсь.

Диляра усмехнулась, сняла со стены портрет Фазиля и одним махом через всю комнату швырнула его в чемодан, куда она складывала вещи своего бывшего мужа.

— Какой из меня советчик? Я со своими-то проблемами не управилась, — удивилась Диляра.

Магомед, не дожидаясь приглашения, сел и, вновь мягко кашлянув, заговорил:

— Понимаешь, сестричка, любовь сжигает меня, как Керема. Я горю в огне и ничего с собой поделать не могу. Только ты можешь избавить меня от страданий.

— Послушай, что за ерунду ты несешь? — возмутилась молодая женщина. — Не хочешь ли ты сказать, что влюблен в меня?

— Влюблен, это ты определила точно, но только не в тебя. Причина моих страданий — Лейла. Свет без нее мне не мил! Веришь, вчера в хлеве повеситься хотел, да веревка слабой оказалась. Так и свалился в кучу свежего навоза.

Впервые за все это время Диляра рассмеялась звонко, от души. Она смотрела во все глаза на молодого красивого парня, доводившегося ей со стороны дяди Гулама кровным родственником, и не могла понять, в шутку все это он говорит или всерьез.

— Не смейся надо мной, мне и без того тошно... Мама сказала как-то, что вы дружите с учительницей с детства. Позови ее к себе под каким-нибудь предлогом, Ну, скажем, температура у девочки поднялась, а я как бы случайно загляну.

— Нет, дорогой, сводничать я не собираюсь. У нас в деревне есть, кому этим делом заниматься. Почему ты не обращаешься к Бирджагыз?

Магомед в двух словах рассказал о неудавшейся попытке молочной матери посодействовать ему и с еще большим рвением взмолился:

— Она непременно должна знать, как сильно я ее люблю. Лейле не будет счастья с этим напыщенным индюком Вагифом. Он и сам-то не знает, что ему нужно. Жениться собрался, а пороха не нюхал. Чтобы от армии косить, большого мужества не требуется.

— Слушай, а что это вы все повлюблялись в учительницу? Ну чем хуже ее, к примеру, наша бедная Гюльдерен? И хозяйка хорошая, и не уродина вроде. А главное — своя, не чужая. Посватайся к ней, а? И если ты уж такой мужественный, сам найди повод для встречи с учительницей. Детство давно кончилось, и у меня теперь своих проблем хватает. Дом строить буду. Кирпичи резать поможешь — спасибо скажу. А не придешь — сама своими руками все сделаю. Некогда мне сейчас, понимаешь. Сейрана вдруг ни с того ни с сего слегла. Вчера еще бегала как курица по всей деревне выяснять, куда подевался молла Гамид, а сегодня ни рукой, ни языком шевельнуть не может. Только мычит, как наша корова перед родами.

* * *

Сейрана потеряла дар речи под самое утро. Рахиля спросонок подумала, что свекровь тайком от всех свои заклятья шепчет. “Чей дом разрушится на этот раз?” — полюбопытствовала жена Фарруха и, не удержавшись, на цыпочках вошла в комнату свекрови.

Поначалу ей показалось, что Сейрана, как и раньше, призывает свои потусторонние силы. Перед ней стояла большая кяса с водой... Но ее лицо, глаза, раскрытый рот, которым женщина судорожно хватала воздух, говорили о том, что собственные силы готовы вот-вот ее покинуть.

Казалось, крепче Сейраны здоровьем в Карагадже женщины не было. У каждой где-то что-то да и побаливало. Бирджагыз постоянно жаловалась на боли в пояснице и даже в самую жару повязывала ее вдвое сложенной шерстяной шалью. Балабегим замучила до бесстыдства громкая отрыжка, извергавшаяся из ее нутра, как лава из кратера вулкана. Гюляра с помощью коровьей мочи лечила свои застуженные суставы. Шафига страдала от привычных выкидышей, а Сельми — от бесплодия. Даже Гюльвары, лечившая своих односельчан от разных недугов, еле переводила дух при быстрой ходьбе. А Сейрана не жаловалась ни на что! И потому Гулам киши поначалу не поверил в то, что его вторая жена занемогла настолько серьезно, что язык не повинуется ее мыслям. Ими она управляла куда более умело, чем большим хозяйством. Врача привезли в полдень, и он, осмотрев больную, глубокомысленно изрек: “Гипертонический криз”.

Магомед служил в армии, когда в Карагадже появилась Сейрана. Эта женщина была для него новым человеком, но он уже невзлюбил ее за то чрезмерное любопытство, которое побуждало Сейрану находиться в самом центре всех сельских событий. С этим он еще мог смириться, как и все жители Карагаджа, а вот того, что Сейрана отказалась приворожить к нему Лейлу, молодой человек простить ей не мог. Он был наслышан о сверхъестественных способностях новой супруги Гулама даи от сельчан и пришел к ней с последней надеждой.

— Ну хоть ты сделай на Вагифа какое-нибудь джаду, пусть его скрутит так, чтобы он совсем про Лейлу забыл, — взмолился Магомед, не находя других путей к сердцу сельской учительницы.

— И не проси, — ответила всего три дня назад Сейрана, — на этом бедном юноше столько всяких заклятий, что даже мне становится страшновато. И все они действуют, понимаешь? Мы можем так поломать ему судьбу, что уже никакие силы не помогут. А он, в общем-то, мне ничего плохого не сделал...

— Не убивать же мне его в конце концов, — растерянно сказал Магомед.

Он ушел тогда не солоно хлебавши, и, может, потому весть о внезапной болезни Сейраны ничуть его не расстроила.

— Да будет легкой ее постель, — мрачно пробурчал молодой человек и приготовился было уйти, как вдруг в комнату Диляры влетела жена Фарруха, брата Фазиля, Рахиля.

Пухлые щечки молодой женщины горели ярким румянцем, а чуть раскосые серые глазки стали круглыми, как пуговицы на ее блузке.

— По-моему, старуха на тот свет собралась. Страшно мне возле нее одной сидеть.

— Выкарабкается, она крепкая, как сталь. Найди ее племянницу, пусть за тетушкой поухаживает. Погостила — и хватит, — равнодушно ответила Диляра, давая понять, что проблемы этого дома ее больше не волнуют.

Рахиля искала девчонку-подростка, которая приехала к их свекрови погостить на лето, но она оказалась невероятной озорницей, что ветер в поле — то здесь, то там. Все ее вроде только что видели, но точного местонахождения девчонки никто не знал.

— Проголодается, еще как прибежит, — сказала Диляра и вышла из своей комнаты.

Магомед молча последовал за ней, надеясь как-то уломать женщину, и, занятый своими мыслями, вслед за Дилярой вошел в комнату Сейраны.

Всего несколько дней назад это была высокая и прямая, как жердь, женщина, горделиво державшая маленькую голову на широких плечах. Сейчас же перед Магомедом на толстом матрасе лежало жалкое подобие Сейраны с огромными, лихорадочно горящими глазами и острым, как клюв большой птицы, носом.

Движением руки она вдруг подозвала Магомеда к себе, притянула его ухо к своим иссохшим губам и с трудом зашевелила ими, обдавая лицо парня нездоровым жаром.

— Вчера ночью я налила в пиалу родниковой воды и увидела... Да, да, я видела так же ясно... абсолютно ясно, как сейчас тебя... О, силы небесные... Я видела... А-а-ах... какая тяжесть в груди... Пить, пить хочется. Я видела того..., кто... убил несчастного Дадаша...

Выговорив с большим трудом эти слова, Сейрана со свистом втянула в свои легкие воздух и бессильно уронила голову на грудь.

— О боже, старуха померла! — всплеснув руками, закричала суетливая Рахиля.

Диляра, внешне спокойная, но натянутая как струна, подошла к грозной женщине, схватила со стола зеркало и быстро преподнесла его ко рту Сейраны. Оно мгновенно запотело, хотя дыхания больной слышно не было. В эту самую минуту глаза Сейраны открылись, точно ставни от сильного порыва ветра. Сделав невероятное усилие, она вновь повторила свое признание и тяжело откинулась на подушки...

Поднялся невообразимый шум, и Магомед, схватившись руками за голову, выбежал во двор.

“Не к добру все это, ой, не к добру”, — суеверно думал он, шагая по пыльной проселочной дороге, отмеченной высохшими под палящим солнцем выбоинами от колес грузовиков.

— Что с вами? Вам плохо? — участливо спросила его Лейла, возвращавшаяся из райцентра, куда она вновь ездила за книжными новинками.

Магомед так растерялся от неожиданности, что не сразу поверил своим глазам. Что это, сон? Перед ним точно неземное существо стояла девушка его мечты в легком, красиво облегающем девичью фигурку платьице.

— Ну что ты уставился, будто первый раз видишь, лучше помоги книги до дому донести! — нетерпеливо сказала Лейла и всучила Магомеду тяжелый кулек.

— Сколько же вы это книг накупили! — пробормотал Магомед, согнувшись под тяжестью ноши. — И все это будете читать? Зрение испортите, а его нужно беречь с молоду.

Лейла обернулась на идущего следом парня и невольно улыбнулась. С каждой новой встречей он становился симпатичнее и вызывал меньше раздражения, чем при первом знакомстве. Мысль о том, что с нового учебного года им придется работать вместе в одной школе, побуждала девушку строить мосты.

— Могу и вам дать почитать, к примеру, “Острова в океане” Эрнеста Хемингуэя.

— Острова в океане, говорите? Можно и почитать, — сказал Магомед, думая совсем о другом.

Судьба сама свела его с предметом сокровенных желаний, а он вместо того, чтобы признаться в любви, слушает какую-то пустую болтовню о книгах.

“Решайся, брат, другого такого случая может не быть”, — нашептывала ему на ушко фортуна. А сил сделать признание не было. Они куда-то вдруг ушли, как воды мутной речки, что текла в их деревне, обнажив илистое дно. Взмокнув от ходьбы, Магомед свернул с дороги и присел на корточки под тенью одиноко растущего вяза.

— Давайте-ка немного отдохнем. И как вы одна несли такой тяжелый груз? Шутка ли, почти три с половиной километра...

— А я и не заметила... — ответила Лейла.

Магомед почему-то не поверил ей. Ему вспомнился Вагиф, стоявший несколько дней назад у железнодорожной станции. Конечно же, это он нес тяжелый кулек, а возле дома, опасаясь злых языков, передал его девушке. И для того чтобы понять это, Магомеду вовсе не надо было наливать в пиалу родниковой воды...

— Я люблю вас, Лейла, — сказал вдруг он так серьезно, что девушка насторожилась. — Я не могу жить, не видя вас, не слыша вашего голоса, не ощущая вашего присутствия.

— Уроками я с вами поделилась по-честному, — растерялась Лейла от столь неожиданного поворота событий.

— Да при чем тут уроки, когда речь идет о жизни! Нашей с вами жизни! Выходите за меня замуж, Лейла!

Сельская учительница вскинула удивленные глаза на молодого человека, отметив красивую ямочку на подбородке, в замешательстве поправила волосы, собранные в узел, и села рядом с Магомедом.

— Молодец! — тут же раздался за ее спиной голос Зиярата. — Умница! С высшим образованием, с дипломом. Куда нашим тупицам до тебя? Уже и этого несчастного на свой крючок поймала. Люди, вы только посмотрите, что в нашей деревне с некоторых пор делается!

Еще немного, и Зиярат собрал бы своими воплями вокруг себя пол-Карагаджа. Пока Лейла думала над тем, как ответить своему кровному врагу, Магомед встал на ноги, осторожно отпихнул подальше кулек с книгами и, размахнувшись, влепил Зиярату такую оплеуху, что тот отлетел аж к самому пруду...

(Продолжение следует)